Он оттягивал всю горестную правду. Во всяком случае, до выздоровления той, которой предстояло ещё принять дополнительную утрату – о судьбе прислужника хозяйке ещё известно не было.

Он стойко выдержал заслуженную порцию упрёков и нагоняев, особенно со стороны Юны; он с поразительным для себя хладнокровием робота подробно отчитался за каждый свой шаг, тем самым с потрохами раскрыв истинную причину нахождения Луции в их компании. Затем с бешеной дробью сердца вслушивался в возникший вакуум тишины – всего на минуту, не более, – всматривался в лица друзей, прекрасно понимая, какую бомбу им подбросил.

Естественно, разум отказывался сразу принять горькую пилюлю, требуя подробных, а главное веских – железобетонных доказательств.

– Пусть она скажет! Сама! – не унимался Виктор Сухманов, рьяно бубня самому себе.

Он то принимался нервно расхаживать взад-вперёд в маленькой гостиной Мириного дома, то вдруг направлялся на улицу и там плюхался на ступеньку перед входом, впадая в молчаливый ступор. Лиандр впервые видя своего союзника в подобном гнетущем состоянии, не знал как себя и вести; кот тихонько мяукал и тёрся о штанину, пока рука Виктора рассеяно не касалась дымчатой шёрстки.

Эрик Горденов дальновидно остерегся резко высказываться, также предоставив Луции самой всё рассказать. В конце концов, Эрик не примерял на себя судейскую мантию, да и не желал бы сам оказаться на скамье подсудимых, без права на защиту собственной чести.

Юна пребывала в полнейшем замешательстве: её спасительница? А в глазах Ласточки рыжеволосая девица была кем угодно – прохвосткой, соблазнительницей, даже авантюристкой – но никак не предательницей. Зачем спасать чужую жизнь, рисковать собственной, когда проще простого было исполнить так, как желал того главарь вурдалаков? Что-то не укладывалось в том сюжете, каков выходил из уст Фея, Юна нутром чувствовала, что не так проста подноготная Луции Бавервильд. И лучше пусть она всё расскажет, без утайки.

Рарог, этот вечно ёрничающий по поводу и без, болтливый саламандр, только и смог, что выдать своё фирменное: «ложки – поварешки, от козы рожки» и замолк. Ящер, точно верный пёс, бегал за Юной и норовил поймать её взгляд.

А Сеера? Кошка сохраняла нейтралитет по поводу случившегося. Найдя в домике добродеи уютное солнечное местечко, она удобно устроилась, свернувшись чёрным клубочком. Даже если всем и казалось, что Сеере плевать на всех и вся, то было не совсем верно: должен же кто-то сохранять здравый рассудок и быть настороже, когда остальные паникуют почем зря. Кто-кто, а кошки лучше всех умеют притворяться спящими, когда ведут свою охоту.

Через два дня Луция наконец очнулась. Первый, кого она позвала, не мог откликнуться на её голос. Больше не мог.

– Где Маргел? – тихим, слабым голоском обратилась она к Юне и Мире, а видя, как те понуро отводят глаза, с беспокойством до чёртиков колющим грудь, чуть громче требовала ответа. – Где он? С ним всё в порядке?

Духу достало Анките. На удивление взрослым младшая дочь Миры, спокойно вложила в свою ладонь дрожащую руку девушки – пальцы той ещё не оттаяли от перенесённого испытания. Анкита ровным, но мягким голосом открыла правду о прислужнике-какаду. Ледяные пальцы в ладони девочки обмякли, а затем сжали с такой силой, что их пришлось сбросить.

Нет, Луция не кричала, не стонала и не плакала. Она откинулась головой на подушку и закрыла глаза, стиснув до белизны губы. Отныне она изгой со всеми вытекающими последствиями. Без друзей, без любимого мужчины, без прислужника. О Маргеле думать было вовсе невыносимо: её товарищ, друг, ближе которого не было никого в мире, голос которого ещё раздавался в её голове. Совсем недавно.