– Награда была обещана в три золотых аурелия. Вы, наверно, перепутали, ваш кошелёк набит медью.

– А какая разница? Если ты так любишь золото, то с лёгкостью выменяешь его у менялы. Впрочем, ты можешь отказаться. И тогда эти деньги вернутся в казну, и, кроме благодарности, ты ничего не получишь.

– Нет, нет, я с радостью заберу награду и буду благодарить доброго господина за ту милость, что он мне оказал. – Грис ловко спрятал кошелёк в глубинах своего плаща.

– А теперь ступай. – Кольм развернулся и сделал несколько шагов прочь.

– Господин, позвольте ещё спросить вас, – не унимался грис.

– Ну что ещё?

– Вместе с разбойником Нейфером мы задержали двух его сообщников. Эти очень опасные люди сейчас находятся в тюрьме и ждут решения своей судьбы. Как вы распорядитесь с ними поступить?

На мгновенье Кольм задумался.

– Я уверен, что судья вынесет справедливый приговор и этих проходимцев повесят на мосту в ближайшее время. Голову разбойника насадить на пику, рядом с судом, распоряжение о поимке снять, глашатаю три раза в день объявлять о смерти преступника Нейфера. В течение трёх дней. А сейчас ступай, и продолжай выполнять свою работу так же добросовестно. Ступай.

Кольм Видл, в окружении своих офицеров, скрылся за массивными дверьми. Грис и его спутник отправились в город, переругиваясь по дороге, видимо, стражник претендовал на свою долю награды. Двое пожилых солдат тоже не стали задерживаться во дворе.

– Ты почему признал в этом бедняге господина Нейфера? – спросил один.

– Ты вечно был недотёпой, Улисс. Ты ничего не понял? Наш господин Нейфер бывал, конечно, крут и скор на наказание, но он был справедлив. Он любил и ценил солдат. И нам при нём жилось гораздо лучше, чем при этом сквалыге. Может быть, мастер Нейфер ещё жив, и этот бедняга, потерявший свою голову, примет на себя грехи нашего господина и, возможно, облегчит этим жизнь господину Нейферу.

– Теперь я понял, – согласился приятель.

– А раз понял, то теперь молчи, как придорожный камень, а то, случись чего, мы сами можем отправиться на мост с верёвкой на шее.

Вынырнув из темноты, Виго почувствовал тупую боль в затылке и сразу ощутил затхлый воздух запертого подвального помещения, наполненного ароматами гнили и застарелой мочи. Осторожно открыв глаза, он увидел красные всполохи горевшего неровным светом светильника. Осторожно повернув голову, молодой человек осмотрелся. Он лежал на земляном полу, на кучке полусгнившей соломы, от которой неприятно несло кислятиной. Рядом с ним сидел на земле человек и дремал, изредка постанывая во сне. Каменный мешок, размерами два на два метра, с одной стороны был забран крепкой деревянной решёткой, за которой виднелся стол со стоящим на нём нещадно коптящим масляным светильником. В его неверном свете скорее угадывались очертания других камер и крепкой двери, ведущей прочь из подвала. Отовсюду раздавались стоны и просьбы о милосердии и о воде. Виго, потирая болевший затылок, сел и оперся на сырую стену. В памяти постепенно всплыли события предыдущего дня. Даже момент удара ему удалось вспомнить достаточно чётко, как будто выключили свет. Молодой человек сильно ткнул сидящего рядом. Последний вздрогнул и повернулся.

– Гилберт, – негромким голосом позвал Виго. – Очнись, бездельник.

– Извините, господин, задремал, – ответил тот, протирая глаза.

– Ты что-нибудь помнишь?

– Увы, помню. Вас сбросили с коня первым и ударили по голове. Вы потеряли сознание. Я очутился на земле после вас. Пока меня били, я увидел, как мастера Конрада ударили копьём в бок. И судя по всему, он погиб. Нас притащили в этот подвал, по дороге украв наши вещи. Даже сапоги сняли. – Гилберт пошевелил голыми пальцами ног. – И, что будет дальше, я не знаю. Охранник сказал, что нас отведут к судье, а когда – не сказал.