В прахе виток, другой, рука – вслед и в дрожь:

ах, как литой у локотка браслет хорош!

Ах, как судьба смеется – и как на грех

в зрачках змеиных вьется все тот же смех

Тянет – так тянутся облака – только б на них смотреть

так не тянулось к яблоку в оны века сестре

пленена – и что за беда, разве я – чья жена?

С племенем жалящих вражда мне не завещана

Не оттого ли со дна зрачков или со дна веков —

или на дно скользят, в полыньи древних очей – мои?

Чем ни случалось дорожить, не держит следа вода

но им отдавала б жизни – и жизнь – и столько чужих отдам!

…

Итак, договорились: не теперь,

не тороплю – поздней, когда захочешь

а что захочешь, мне тому порукой

мой опыт – я прекрасно выбираю

ты к этому была близка сама

и плата хороша —

не обессудь,

что делать – надо как-то развлекаться

а впрочем, привыкаешь ко всему.

В чужую смерть игра – не из последних

но думаю, прискучила б и эта

когда бы не нелепая надежда,

смешная мне самой.

Со дня как я

покинула дворец, столицу, царство

и двойников своих (и одного

видали в полированной пластинке

литого серебра, любимой мною,

другого унесла с собой змея

из тех чернильно-черных узких змеек,

чей яд надежен, быстр и милосерден

и ловят их на отмелях реки) —

Лилит не возвращалась.

Что сказать —

мои догадки неправдоподобны,

но если я случайно угадала,

но если предпочтенье – не пойму

чем эта жизнь важнее многих прочих

моей теперь, хотя бы – но тогда…

Тогда за мной пошла рабыня – эта.

И надо же ей было заглядеться

на отраженье глаз Лилит в моих

а это смесь смертельного закала

двоятся чары и двоится жажда

и что могла бы думать о причине?

так беспричинна лишь душа души.

Мои догадки неправдоподобны,

но чем другим пристрастье к человеку

прочнее многих прочих, как не тем —

тем ли что безнадежнее?

мой бог, но как легко она переступила —

так бы – через порог родного дома,

и может быть, нашла его – как знать.

Мне спрашивать рабыню не пристало,

да и к чему бы – но ее дорогу

следовало попробовать: сюда

вход легок для любого, вот уйти…

никто не гонит, но никто не манит,

и если это называлось раем —

благословенна Ева…

Мне подхватить бы твой рывок на взлете

и разойдемся: ты своей дорогой,

и я своею – если есть дороги

там, где ты будешь, там, где буду я.

Все прочее – игра уже попроще,

и мы в нее сыграем: загляни

в мои глаза – и глубже – если я

права была, назвав тебя сестрою,

то взгляд Лилит со дна моих зрачков —

подобное привлечено подобным —

поднимется и отразит твои

и отразится в них.

Тогда цари! превыше диадемы

и слаще власти, заключенной в ней,

повиновенье душ и судеб – кто бы

противостал – ты носишь взгляд Лилит!

А это смесь смертельного закала —

двоятся чары и двоится жажда

но берегись зеркал, воды проточной —

всего, что бы сумело обратить

твой взгляд в себя.

Взгляд связывал – стекло освобождает

конечно же, здесь подвернется змейка,

клинок, вода ли, мало ли еще

что пригодилось бы тебе для смерти.

Не тороплю – но видеть ежедневно

след ее взгляда из чужих зрачков,

но ежечасно – нет, я не ошиблась,

тебе мила извечная игра —

о, зеркало – скользящая забава,

тебя к нему потянет, и тогда…

Наш договор тогда и совершится:

кто выносил свободный взгляд Лилит!

мне же – рывок твой подхватить на взлете…

…облачный столп в пустыне и огненный столп в ночи

поколенье блужданий в песках, где каждый уставший чист

омытый песком – ибо отступилось море твоей страны.

И каждый ушедший был званным – один был избранным

Или – один был позван по имени и названо имя ему.

Отравительница – опои и меня веками песков и смут

раствори маргарит в этом вине и вели – пусть нальют

… «Или, лама савахфани» – кто позвал Илию?

Так же – хочешь ли? я позову Лилит – мой ответ, раз моя вина