Происходящее все больше выглядело дурдомом.

Профессор, поддерживавший этот абсурд, действительно был – научный руководитель Головина, доктор наук Дмитрий Данилович Тимченко, нормальный во всех отношениях завлаб и завкафедрой, человек без каких-либо странностей и задвигов. Кроме единственного – умения абстрагировать.

Легкость, с которой он принял Головина, объяснялась одним емким словом – уныние. Он пребывал в нем несколько месяцев – с тех пор как свернули проект, считавшийся если не делом жизни, то второй ее половины как минимум.

Проект того стоил. Это была заказная работа, из тех, что называют шабашкой. Но масштабов, каких не помнили даже в старые времена. Проходила она не по линии университета. Подрядчиком был НИИ Энергетики, заказчиком же компания из Саудовской Аравии. Смета заказа была впечатляющей: она начиналась от нескольких миллиардов долларов. В эту сумму оценивался объект, не имевший аналогов – солнечная электростанция размерами с небольшую пустыню.

Сидя на нефтяной трубе, арабы хотели чистой энергии. Нефть в качестве главного бренда выглядела не слишком рачительно, да и она по расчетам заканчивалась. Площадь солнечных батарей должна была составлять десятки квадратных километров. Параметры электростанции и оплаты зашкаливали – никто не знал оптимального соотношения мощности и затрат.

К Тимченко обратились вынужденно. За полгода расчетов в НИИ пришли к выводу, что большего чем у конкурентов эффекта не получается. А это значило, что заказ могли увести. Руководитель проекта академик Завадский, приятель Тимченко еще по учебе, проследив за бесплодными мучениями коллег, решил привлечь к этому и старого друга.

Двигал им в общем-то практицизм. Для полноценного выигрыша требовались либо новые технологии, либо другой подход к имеющимся. Время шло, и на принципиальные новшества его уже не было. В отношениях же с неизвестным партнером надеяться на далекое будущее не приходилось. Восток дело тонкое – сегодня есть, завтра нет.

Новшествами в НИИ занялись, на перспективу и все такое. Но к имеющимся вариантам Завадский решил подключить Тимченко. Это был классический ход, опробованный еще в сталинские времена – привлекать особых специалистов со стороны. А особых качеств у обычного для непосвященных завкафедрой было в избытке.

Завадский не прогадал, за пару месяцев Тимченко перебрал все возможные варианты и додумался до простой схемы, которую назвал световой ловушкой. Используя геометрию, она заставляла солнечный свет многократно падать на поверхности батарей, умножая их мощность в разы. Эффект ожидался приличный…

И вдруг в одночасье проект закрыли. Один звонок, и заказа не стало. Объяснения выглядели очевидной липой – «в связи с чем-то там-то…». В кулуарах обсуждали причины – от происков конкурентов до тривиального «не поделились». Какая из них настоящая, было уже без разницы. Настроение в любом случае колебалось от гнусного до отвратительного.

Приход Головина профессора оживил. То, с чем он объявился, говорило о появлении в унылых аспирантских рядах настоящего отморозка. Выслушав соображения, напоминавшие логически выстроенный бред, профессор почувствовал, как в настройках что-то будто бы изменилось. Ветер, магнитное поле… он не знал, что именно. Это было давно забытое ощущение, сродни зарождающемуся электричеству. Двухнедельная боль стала медленно отходить. Жизнь как будто бы продолжалась.

В Паганеле ему нравилось все. Приятен был даже сам хамский факт – аспирант, принятый с опозданием на полгода, вместо того, чтобы тихо радоваться и кропать, требовал поменять ему утвержденную тему. То, что он предлагал, казалось глупостью несусветной. Но где-то первые минут десять. А вот потом впечатляло. Настоящий прорыв, причем в давно освоенной области. В ней не задерживались, игнорируя как залежалый материал. А Головин зацепился, и зацепился не зря, об этом говорили не только его догадки, но и одна из Нобелевских премий за резонансную диагностику. Тему близкую и давно уже не передовую.