Задуманное удалось частично. Через два часа после начала мероприятия Андрей и поддерживающий его Головин брели, пошатываясь, по коридору. Андрей отстранялся, бил аспиранта по спине и кричал:

– Ну что, вспомним молодость?! Тряхнем, так сказать, стариной?!

Маша следовала на почтительном расстоянии. Следующим пунктом было добраться до дискотеки. О том, что пошло не так, думалось вяло.

Андрей продолжал нести околесицу, с каждым шагом теряя форму и содержание. Головин уворачивался от попыток физического воздействия и выглядел человеком, поевшим лед.

Маша пыталась вспомнить, где и когда ошиблась в пропорциях. Коктейль явно прибил не того.

На дискотеке Андрей оживился: в состоянии, которое не позволяло ходить, вздрагивалось особенно бодро. Головин попытался прилипнуть к стене, но был перехвачен бдительной Машей. Взяв аспиранта на болевой прием, она толкнула его к танцующим.

Головин сиротливо обвел взглядом зал. Сбежать было некуда.

Ситуация не оставляла выбора. Он дернул ногой и через какое-то время рукой, но так и не понял, что делать и обреченно начал топтаться.

Музыка, вспышки света и колебание инородных тел убивали сознание. Топтание аспиранта напоминало чем-то танец пожарника, но смотрелось не так разухабисто. Колени держались вместе, а не во все стороны разом, локти стеснительно прижимались к бокам, а зверский взгляд отсутствовал напрочь.

Лиха беда начало… – Маша смотрела на замороженного танцора, движения которого приобретали все более механический смысл. Единственное, что приходило в голову – прикинуть, в какой слоновьей пропорции замешать ему следующий коктейль.

Взгляд упал на открывшуюся дверь. Возле нее увиделось что-то, заставившее всмотреться – незначительное, но важное. Незнакомая пигалица, пытаясь выглядеть незаметной, вытанцовывала в одиночестве. Подслеповато щурясь, недоразумение в очках даже не обозначало такт, а просто переминало ногами. Узнаваемо прижав локти к бокам.

Это был знак. Голос сверху, спасение волхвов… Маша двинулась в нужную сторону.

Пигалица, назвавшаяся Таней или Аней, из-за музыки не поймешь, только что прочла в своей комнате книжку, и не найдя другую, пришла за подругой, у которой, кажется, есть еще…

– Пойдем к нам! У нашего друга много книжек! – проорала Маша, выдергивая Таню-Аню из укрытия. Подарок волхвов еще следовало довести.

На Головина Таня-Аня отреагировала с испугом. Книжная тема метнулась в ее глазах и умерла. Но побега не произошло.

Молодец, Знайка… – подумала Маша.

В комнату возвращались уже вчетвером.

Разведя Знайкам по лошадиной дозе, Маша переключилась на Андрея. На последнем танце любимого поразила икота.

Знайки разговаривали о книгах.

Андрей пил воду мелкими глотками. Не помогало.

Таня-Аня рассказывала о Сервантесе. Ее удивляло, что биография писателя оказалась богаче его произведений. Это было странно, она не понимала, зачем нужен вымысел, если есть готовый жизненный материал.

– Биографий много, Дон Кихот один, – изрек Головин.

Хам… – подумала Маша. Набрав в рот воды, Андрей ходил от двери к окну, вытянув шею по-журавлиному. К икоте добавился кашель.

Головин рассказывал о Ландау. Дойдя до аварии, оборвавшей карьеру великого физика, начал осознавать, что теряет мысль.

Маша била Андрея по спине. Кашель перешел в надрыв.

Таня-Аня рассказывала о японском любителе овец Мураками.

Андрей делал дыхательные упражнения. Икота затихла, но вскоре возобновилась.

Головин перевел разговор с овцевода на японские мини-электростанции. Глаза Тани-Ани неестественно загорелись. – Элллектростааанции… – произнесла она. Звучание завораживало.