Солдаты выстроились по бокам и вдоль эшафота – не пройти. На эшафоте она увидела Хей Ина и Хей Яна, стоящих на коленях в одних белых рубахах и штанах, головы опушены, руки связаны. Другой мужчина лежал на скамейке и солдат бил его палкой. Минмин узнала в лежащем Хей Кая.

Минмин помчалась к эшафоту, но ей преградили путь.

– Только попробуйте ко мне прикоснуться, – гневно крикнула она солдатам.

Она проскочила между ними и ринулась к лестнице, здесь её кто-то ухватили за руку, но она, не обращая внимание, укусила кисть, державшую её, солдат закричал от боли и отпустил. Она продолжила свой бег, её пытались остановить, но одному она подставила подножку и тот скатился по лестнице, второго она столкнула и тот, споткнувшись и столкнувшись с другим солдатом, полетел с эшафота. Добежав до скамьи на которой лежал Хей Кай она подлетела под палку и легла на его спину, закрыв его своим телом. Палка замерла в воздухе.

Наступила полная тишина. Хей Кай поднял голову и посмотрела на неё.

– Что за бред? – прокричала гонджу. – Прекратить это представление. Я виновата, меня наказывайте.

– Уведите её отсюда, – услышала она голос дзяндзюна.

Она встала, погрозила ему пальцем и крикнула.

– Если нужно наказать – наказывайте меня. Это я ушла без спроса. Они тут абсолютно ни при чем.

– Им был дан приказ, – сурово проговорил дзяндзюн, – и они его не выполнили.

– Приказ? – гонджу встала, выпрямилась, подошла к краю эшафота, – приказы отдают во время войны. Приказы отдают в порядке прохождения военной службы. Вы же пользуетесь ими в личных целях. Вы поставили их охранять своего ребенка! Где здесь военная служба? Это вопиющее нарушение полномочий! Вы используете их в качестве охранников в личных целях – это во-первых. Во-вторых пока я жива и называюсь вашей дочерью я не допущу никаких телесных наказаний. Посадите их в карцер, на хлеб и воду, дайте им какую-то работу, не знаю, накажите, если считаете нужным, каким-угодно любым способом, но не палками.

Дзяндзюн стоял весь белый, тяжело дышал. Его распирала ярость.

– Уведите её отсюда, – крикнул он.

– Если меня сейчас уведут отсюда и экзекуция продолжится, можете меня больше своей дочерью не называть!

– Что? – остолбенел дзяндзюн, – как ты…

– Как я смею? Как я могу? Смею и могу, – ответила холодно она. – Сейчас я не ваша дочь, а человек, который стал свидетелем несправедливости и требует остановить этот акт.

Они молча стояли и смотрели друг на друга, дзяндзюн – красный от гнева, гонджу – спокойная и сосредоточенная.

Наконец он опустил глаза, махнул рукой.

– Отпустите их, – произнес он, развернулся и ушел.

Гонджу опустила голову, оглянулась, убедилась, что его приказ выполнен, подняла голову к небу. Холодные капли дождя капали на лицо. Она не заметила когда пошел дождь. Она подставила разгорячённое лицо под холод дождя. Голова закружилась. Она почти сутки ничего не ела, её мутило от голода. Она закрыла глаза и потеряла сознание.

Она очнулась у себя в кровати, переодетая в исподнее, укрытая одеялом. Она пощупала голову. Похоже был жар, но сейчас он почти спал.

– А-Лей, – позвала она.

В комнату вбежала А-Лей.

– Гонджу, наконец-то вы очнулись, – радостно заговорила та. – Вы нас так перепугали.

– Что произошло?

– Вы потеряли сознание, а потом вас принесли сюда, у вас был жар. И вот уже второй день…

– Я хочу пить, – сказала Минмин.

– Да, конечно, – А-Лей подала её воды.

– Приготовьте мне рисовый отвар и теплую ванну, – попросила гонджу. – Когда меня принесли сюда?

– Вчера утром, – ответила А-Лей.

– Сейчас утро?

– Уже почти день. Я позову чжангонджу.