– Да, но ты еще совсем ребенок, – настаивала на своем чжангонджу, – как ты можешь отвергать меня, когда я тебе не нужна, и приходить ко мне, когда тебе что-то нужно? Разве в таком возрасте ты не должна каждый день быть радом, требовать внимания, заботы.

– Я, еще раз повторяю – я весьма необычный ребенок. Почему вы и футин не родите мне братика или сестричку, тогда у вас будет настоящий малыш, а не такая паршивая овца, как я.

– Что за выражение?

– Да, черная, черная. Не паршивая. Черная овца в семье – это я. Но я не против быть ею. Я не против выделяться, быть не как все. В каждой семье есть такая вот черная овца. Это нормально и меня это не тяготит. Ну, может быть немного, но я понимаю, что я другая, и с этим ничего не поделаешь. Я пыталась в течение семи лет подстроиться, быть как все, но у меня не получилось.

– Ты… – Вэй Нуан задумалась, подбирая слова, – просто очень умна.

– Нет – я гениальна. Умны – ученые, и только художники – гениальны! Я посмотрю? – гонджу выхватила листья из рук Вэй Нуан, – отлично, то, что нужно! Я постаралась подобрать самые простые слова, будем учить детей читать по этой сказке, раз азбуки нет.

– Подожди, – остановила она дочь, – эти листы надо отдать переписчику.

– Зачем?

– А как ты собираешься эту историю давать читать детям в сюесяо, если тут только один экземпляр?

– Не волнуйся, – заверила, выбегая за порог, Минмин, – я попрошу Бай Ци сделать печатный станок.

– Что? – крикнула вдогонку дочери Вэй Нуан.

– Печатный станок, – повторила Минмин, – Завтра приду и запишем новую сказку, хорошо?

Она, не дождалась ответа, убежала. Чжангонджу обескуражено посмотрела ей вслед.

Гонджу выдавала по сто идей на дню, Бай Ци, не поспевая за ней, привлек к работе уже более двадцати помощников, но идеи продолжали сыпаться как из рога изобилия. Работа кипела. Для обеспечения безопасности при работе с раскалённым металлом и стеклом, для обеспечения сохранения секрета изготовления шелка, бумаги, дзяндзюн приказал огородить большую территорию, прилегающую к тренировочному лагерю, поставил охрану.

Через месяц кропотливой работы была закончена примитивная печатная машина, заложен фундамент под мельницу и заготовлены все основные элементы её конструкции. Заложили большую печь для изготовления стекла и плавки метала. Вдоль дороги между лагерем и притоком Суньхэ устроили селитряницы: кучи навоза, перемешанного с известью и соломой – для получения селитры, которую можно было использовать в качестве удобрений. Так же заложили углежжение кучи для изготовления древесного угла, который потом использовался в качестве топлива в печах.

Еще гонджу умудрилась сконструировать небольшой арбалет и теперь все усмешки, которые на неё сыпались с утра на плацу от Хей Яна и Хей Ина, когда она пыталась натянуть огромный, неподъемный лук и попасть стрелой в цель – закончились. Бай Ци наделал ей целый мешок стрел и она практиковалась то с арбалетом, то с луком.

В циюэ была открыта сюесяо. Сюесяо занималась чжангонджу и дайфу. Минмин даже не пошла на открытие, сославшись на то, что не любит толпу. Но, по большему счету, для того, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание. О ней и без того пошли толки в городе. Многие шептались о необычном ребенке дзяндзюна и чжангонджу, многие отмахивались: «подобной несусветицы просто не может быть, чтобы ребенок семи лет распарывал и зашивал живот беременной». Впрочем разговоры быстро пресекались: дзяндзюном – посещающим городской магистрат и чиновников, чжангонджу – наносящей визиты женам чиновников.

Кроме того всю «славу», так или иначе, принял дайфу. В том числе в истории с Мими. Мими шла на поправку, гонджу уже давно сняла швы и повязку. Шрам горел красной полосой у неё на щеке, но хорошо заживал и гонджу каждый раз убеждала её, что через пару лет, когда она подрастет, шрама почти не будет видно. Мими же, стесняясь, прятала лицо и не хотела выходить из своей комнаты, плакала днями напролет.