– Может быть, он уснул, – высказался Женька. Спортсмен пытался копировать самообладание Андрея.

– Он сумасшедший, ха-ха! Конечно, чокнутый. Лететь на бешеной скорости прямо на людей.

– Да, уснул и всего делов. Небось, выехал ни свет ни заря, – продолжал отстаивать свою версию Женька, глядя на меня. И уже прямо мне в лицо произнес, – ты бы поосторожнее… – и кивнул в сторону Нади.

Лучше бы он этого не делал. Надя тут же вспыхнула, выдав то, что было у всех на уме:

– А может он умер? Ну да. Конечно, умер! Прямо за рулем, окочурился.

После этого в салоне повисло тягостное молчание. Оно придавило нас, мы продолжили путь в полной тишине, слушая размеренное урчание двигателя. «Мицубиси» был абсолютно безразличен к нашим страхам. Это Надино заявление, хотя ничем и не подтвержденное, высветило еще одну непреложную, тягостную и неизбежную истину, актуальную на данную минуту – люди начали умирать. И символом того был промчавшийся на безумной скорости «Мерседес». Хотя еще вчера такое происшествие никого бы не удивило – вот есть очень дорогой автомобиль, а значит, с большой степенью вероятности, за его рулем присутствует кто-то, кто ничуть не заботится о безопасности окружающих. Но сегодня все было по-другому.

Андрей ехал медленно, и мы наблюдали все ту же картину – множество припаркованных авто на обочине, с той лишь разницей, что все чаще стали встречаться и те, что остановились прямо на проезжей части. Внутри еще живые, но, кажется, уже не вполне нормальные люди. В лучшем случае многие сидели с безучастными лицами и даже вяло разговаривали между собой, не обращая внимания на то, что происходит за стеклами их автомобилей. Кто-то уже спал, кто-то только собирался, пристраиваясь на неудобных сиденьях. Другие – и водители, и пассажиры, находились в каком-то ином, измененном состоянии – сидели или полулежали с закрытыми глазами. Про них наверняка можно было сказать, что они обречены. Похоже, они находились на пути в мир иной, но желания проверить и убедиться в том, что, может быть, они все-таки спят, ни у кого из нас не возникло. Я был уверен, что и Андрей, и спортсмен, и Надя версию со сном отмели, как и я – неестественные для этого позы только подтверждали наши догадки насчет того, живы люди или нет. Мы оказались придавлены увиденным. Я посмотрел на Иисуса – в отличие от нас, его лицо не выражало никаких чувств.

Ехать стало сложнее не только из-за плохого асфальта. Движение все больше затрудняло огромное количество брошенных посреди дороги автомобилей, но до окончательного коллапса и полной непроходимости для езды вперед их, слава Богу, было недостаточно.

– Дальше станет попроще, – обронил Иисус, как бы отвечая на повисший в воцарившемся молчании, но не произнесенный вопрос. Мы поняли его, а потому не стали спрашивать «почему».

Впереди показался Уссурийск, со стороны которого со времен черного «Геленвагена» не проехало ни одного автомобиля, а потому мы спокойно перестроились на встречку, чтобы не утруждать себя объездами попутного транспорта, водители которого заглушили моторы на последней в их жизни стоянке. Из-за такого дисбаланса – попутного транспорта стало больше, чем встречного – рождалась догадка: там, дальше, могло случиться все что угодно, и это, наверняка, произошло со многими.