Полубог взял первый из пергаментов, развернул его и принялся внимательно изучать, время от времени делая на полях пометки. Быстро чиркнув что-то внизу, он отложил свиток на край стола и принялся за следующий.

Анаториан успел разобрать десяток дел, когда неожиданный звук отвлек его и полубог оторвался от изучения тяжбы двух благородных патрициев из очень влиятельных родов, решившихся обратиться к высшему арбитру империи. Звук этот походил на топоток маленьких когтистых лапок по мрамору. Император недоуменно моргнул, и неожиданно понял, что он уже не один в комнате – из дальнего угла к столу семенил большой серый еж, забавно подрагивающий ушами и шевелящий носом.

Однако правителю Фара было отнюдь не до смеха. Он поднялся и недобро посмотрел на приближавшееся животное.

– Приветствую Отца Лжи, – проговорил он красивым чистым голосом. – Ты давно не навещал меня. Что привело Владыку Хаоса в мой дворец?

Еж остановился и совсем по-человечески сел.

– Лапы, – совершенно серьезно ответил он. – Разве не очевидно?

Император не улыбнулся.

– Зачем ты здесь? – переформулировал он вопрос.

– Чтобы увидеть тебя, – жизнерадостно отозвался бог.

«Что-то грядет, что-то очень и очень нехорошее», – с горечью подумал Анаториан. – «С другой стороны, у меня было много лет счастливой жизни, лишь избранные могут похвастаться такой удачей».

Он молча смотрел на Фарнира, не желая вступать в полемику. Императора всегда поражало, что столь могучее существо – а сила бога Хаоса попросту не поддавалась человеческому пониманию – любит валять дурака и паясничать, точно дешевый актеришка.

Еж совершенно невозмутимо присел и начал чесать спину задней лапой.

Так продолжалось некоторое время, наконец Анаториан, не выдержав, спросил:

– Ты хочешь поговорить о чем-то?

– Кто знает, кто знает? – бог растворился в воздухе для того, чтобы появиться уже на столе. Он уселся прямо на кипу свитков. – Всегда хотел спросить, хорошо ли тебе спится по ночам, Изменник?

– Не смей меня так называть! – взревел Анаториан, которого Фарнир безжалостно ударил по самому больному месту. – Никогда не произноси при мне этого слова! Никогда!

– Или что? – в голосе божества послышался лед, морда искривилась в оскале, стала по-настоящему страшной. – Что ты мне сделаешь, букашечка?

Большой еж снова пропал и вынырнул из неоткуда, зависнув в воздухе на уровне глаз императора.

– Так что? – угроза, исходившая от маленького тельца, заставила человека, могучего воителя и непревзойденного чародея, отступить назад. – Я погляжу, ты забыл своего благодетеля?

– Благодетеля? – император побледнел. – Не этого я хотел и не этого просил! Да, я купил у тебя все, но цена была воистину ужасной!

– Она и не могла быть иной, – бог вновь переместился на стол и на этот раз его голос был полон жалости, с которой обращаются к умственно отсталому родственнику. – Ты возжелал слишком многого, и я честно исполнил свою часть договора.

– Честно? – император закусил губу – Да как у тебя поворачивается язык говорить такое?!

– Честно, – подтвердил еж. – Ты получил то, о чем мечтал. Или, скажешь, нет?

– Ты обманул меня!

– Ты сам обманул себя, – весело парировал еж. – Такие как ты всегда жаждут власти, но пытаются прикрыть свою алчность красивыми словами. Иногда это удается, и они начинают верить в свою нелепую ложь. Но ты, Анаториан, не такой. Ты умный и все понимаешь.

Богоравный вздохнул. Этот спор в той или иной его вариации они вели уже не один раз. Словесная перепалка, скорее, стала традицией, причем император затруднялся сказать, чьей: Фарнира, или его собственной. Он, говоря начистоту, вообще не был уверен, что существо такого порядка, как бог, может испытывать злость, радость, раздражение, веселье и другие чувства, присущие смертным. И Анаториан никогда не понимал, отчего Фарнир ведет себя так, а не иначе. Он подозревал, что у божества есть какая-то высшая цель, недоступная пониманию как простого смертного, так и полубога, и очень боялся, что однажды ему все же придется узнать, в чем она состоит.