Он сжал руку, и цветок рассыпался мириадами искр.

– Магия опасна, но она позволяет подчинить себе силы природы. Слова, сковывающие и направляющие стихию, и печати, высвобождающие ее. Вот что являет собой суть чар. Заткни чародею рот, переломай пальцы – и он не сделает ничего! – Тут Маркаций хитро усмехнулся. – Так думают глупцы. У мага всегда будет самое главное – Пламя, неугасимо пылающее в его груди!

– Но как можно колдовать, – не выдержал Трегоран, захваченный повествованием, – если нельзя выкрикнуть слова?

– Нельзя вслух, – поправил его Маркаций. – Разве кто-нибудь запретил тебе воспроизводить весь ритуал в памяти?

Юноша открыл рот, чтобы что-то сказать, и захлопнул его.

«В памяти? А я-то лишь хотел лучше запомнить заклинания, не подозревая, о чем прошу на самом деле…»

– Именно так, молодой человек, – угадал его мысли фариец. – Чародей зазубривает заклинание до того состояния, когда, закрыв глаза, сможет воссоздать в памяти каждую мелочь, каждую – я подчеркиваю это слово – деталь. Ибо в магии нет незначительной ерунды. Понимаешь ли ты теперь, что в действительности попросил у древнего и злого бога?

Трегоран кивнул.

А Маркаций, меж тем, усмехнувшись, положил на стол большой фолиант, обернутый в кожу и медь.

– Ну, а раз понял, начнем учиться, – радостно блеснув глазами, проговорил фариец.

***

Маркаций занимался с Трегораном до самого вечера. Чародей оказался бесподобным наставником: терпеливым и мудрым, не жалеющим ни времени, ни сил для того, чтобы вдолбить в юношу знания предков. Впрочем, Трегоран оказался столь же способным учеником, впитывающим новое, точно губка воду. И тут дело было не только в даре бога Хаоса, молодой человек сам по себе отличался любознательностью и желанием учиться, а потому, они с патрицием быстро нашли общий язык.

Передышку сделали лишь тогда, когда на столе догорела четвертая свеча, а яркий солнечный свет в окнах сменился мягким багрянцем заката.

– Пожалуй, нам пора подкрепиться, – объявил Маркаций, потягиваясь так, что хрустнули позвонки. – Для первого дня более чем достаточно. Как ты считаешь, ученик?

– Как вам будет угодно…учитель, – произносить это слово, да еще обращаясь к фарийцу, было непривычно. Трегоран не совершенно запутался – он немного узнал своего наставника за этот день, и теперь просто не мог относиться к нему как к другим гражданам империи. Маркаций, действительно, был особенным, не таким как все.

«Эх, если бы все фарийцы походили на него», – подумал тимберец. – «А может, таких много, просто все они боятся императора»?

Эта мысль также была нова и необычна.

– Итак, готовься к удивительным знакомствам, – неожиданно проговорил Трегоран, когда они оказались возле широких дверей, освещенных лампами. – Мы почти пришли в обеденный зал. Прошу, подыграй мне.

– Что? – не понял Трегоран.

– Просто подыгрывай.

Произнеся это, он распахнул двери, стрелой влетая внутрь – юноша уже убедился, что по-другому фариец просто не мог ходить – и громко сказал:

– Здравствуй Этаара, солнце мое, как прошел день?

– Все было замечательно, батюшка, – ответил ему звонкий девичий голос.

– Я хочу представить тебе моего нового ученика, – радостно сообщил Маркаций и оглянулся. – Трегорий, чего ты ждешь?

Юноша не сразу понял, что обращаются к нему, а потом торопливо присоединился к учителю. Обеденный зал поражал как убранством, так и размерами. Это было большое помещение, ярко освещенное лампами и многочисленными свечами, посреди которого располагался солидных размеров прямоугольный стол, заставленный снедью. Что-что, а поесть патриций, определенно, любил.