– Да, странная, – кивнул Ориен. – Вообще чудо, что ты со мной разговариваешь.

– Чудо, говоришь… – русалка скользнула на камень рядом с ним, обдавая его россыпью мелких капелек. – Я совершенно не рада, что у меня есть сознание. Ты ведь сам сказал, что другие русалки обычно убивают, и сейчас я для тебя интересная игрушка и милая девушка, ведь так? – она улыбнулась, обнажая в улыбке треугольные зубы. – Не забывай, что я нежить. Я мертва и уже давно, а моя душа заточена в этом теле. Мне нет прощения, и я обречена на жизнь в этом озере. И меня ничуть не радует осознание всего этого. Я вообще не понимаю, откуда я знаю все это, – она рассмеялась. – Что ты подумал, увидев меня? Что меня надо опасаться? Правильно. Что я красивое существо, вызывающее у тебя однозначные эмоции? – она резко покачала головой, грустно улыбаясь.

– Самоубийцы прокляты. Неужели ты не понимаешь, как становятся русалками? И я не знаю, благодарить мне Бога за частичку сознания или проклинать, – Ориен открыл рот для вопроса, но она взмахнула рукой, прерывая его. – Я больше не хочу говорить на эту тему, – соскользнула в воду. – Тебе стоит отдохнуть и обсохнуть. Как раз придумаешь следующее пожелание.

Этот разговор разбередил остатки чувств. Вновь проснулось отчаяния, и русалка опустила голову на скрещенные руки. Внутри все сильнее крепла уверенность в том, что ей попросить в ответ. Он полукровка, сильный, у него должно получиться. Искорка солнца пробралась сквозь толщу воды, освещая блестящие камешки вокруг. Русалка улыбнулась. Все должно получиться.

Когда Ориен открыл глаза, то тут же замер, боясь спугнуть мгновение. Когда и как он успел уснуть, он не помнил, но сейчас у него был, наверное, один-единственный шанс рассмотреть русалку более тщательно. Волосы, до этого однородно-темные от воды, сейчас рассыпались по плечам светло-синей волной, чуть завиваясь на концах. При жизни, скорее всего они были антрацитово-черные, с синими искорками на солнце. Бледная, мраморная кожа, изящные тонкие кисти, выглядывающие из рукавов его рубашки. И глаза. Затягивающая бирюза с примесью ярких искорок аметиста и всполохов кварца, все сильнее разгоравшихся при взгляде на него… Ориен поспешно отвел взгляд, понимая, что ундина знала, что он наблюдал за ней.

– А, правда, что у вас чарующий голос?

Русалка негромко рассмеялась, невольно заставляя сравнить смех с перезвоном колокольчика.

– Правда. Спеть тебе?

Ориен приподнялся на локтях, окидывая ее взглядом. Кажется, она уже не сердилась за тот разговор.

– Спой.

Смерив его задумчивым взглядом, русалка подтянула хвост, опираясь руками на камень позади себя, и, кинув еще один взгляд на Ориена, начала:

Есть такие дороги – назад не ведут.
На чужом берегу я прилив стерегу.
Паруса обманув, ветер стих навсегда,
Плоским зеркалом стала морская вода.

Русалка окинула взглядом застывшую гладь озера, коснулась пальчиками воды, пуская легкую рябь по зеркальному полотну, разрушая отражение.

Я по дну бы морскому навстречу пошла,
Только в компасе старом сломалась игла.
Парус стерся до дыр от палящих светил,
Да и ветер попутный меня невзлюбил.
Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?
Хороню в себе боль и венчаю печаль.
Бурунами морскими пробежать нелегко —
Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.
Третий год я зову – только эхо в ответ,
Обманул меня ветер, запутал твой след.
Только сталь твоих глаз не забыть никогда,
А в груди ледяная морская вода.
Обернуться бы лентой в чужих волосах!
Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,
Шелком в руки родные опуститься легко —
Вспоминай мое имя…
Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?