Но эр-князь уверенно покачал головой:

– Кровь животных дает им жалкие крохи. Только жизни людей могут быть полезны.

– Какая страшная участь, – проговорила Ретта.

– Согласен с вами. И в амулетах накапливать силу, подобно прочим, некроманты не могут.

– Но, – растерялась герцогиня, – как же выжил ваш князь во время войны с нами?

Аудмунд обернулся, посмотрел на Ретту, и в глазах его промелькнула такая темная и бескрайняя бездна боли, что у нее на мгновение закружилась голова.

– Оставлять вас в неведении, полагаю, было бы преступлением, – спокойно, с расстановкой проговорил Аудмунд. – Приготовьтесь, герцогиня, ибо то, что вы сейчас услышите, может стать причиной ночных кошмаров.

– У меня достаточно крепкие нервы, – ответила она твердо, решив не заострять излишнего внимания на недавней лихорадке. Проще сделать вид, будто ее не было.

– Хорошо. Тогда вот вам факты. Я сам был им свидетелем. Бардульв убийца. Вы хорошо помните, сколько пленных попало к нам?

– Полагаю, тысячи три, – ответила она, судорожно вспоминая сводки с фронта.

– А сколько вернулось?

– Не знаю, – покаялась Ретта. – После подписания мира мне было немного не до того.

– Понимаю. Можете потом проверить мои слова у отца и брата – они подтвердят. Пока же я скажу вам – вернулось мало. Не больше двух сотен.

– Но куда же могли подеваться тысячи человек? – воскликнула Ретта, уже догадываясь об ответе.

Тот факт, что князь Вотростена успел попробовать человеческой крови, не вставал перед нею прежде во всей ужасающей наглядности.

– Мой брат их убил, – безжалостно, не оставляя места для сомнений, отрезал маршал. – Вы не знаете, герцогиня, как это происходит. Выбранную жертву связывают, чтобы не оказала сопротивления, некромант подходит, читает заклинание на языке Фатраина и протыкает яремную вену ритуальным ножом. Кровь устремляется из раны наружу, но течет она не вниз на землю, а вдоль лезвия к магу. Потом, дойдя до руки, испаряется, а некромант впитывает силу, словно ребенок молоко на ночь. Когда несчастная жертва падает без дыхания, некромант полон энергии и готов действовать.

– Какой ужас, – прошептала Ретта.

Голова закружилась, но она смогла достаточно быстро взять себя в руки.

– А если отобрать нож? – ухватилась она за последнюю надежду.

Аудмунд усмехнулся подобной наивности:

– Не поможет. Ритуальным ножом может стать любой острый предмет, над которым прочли специальное заклинание. Некроманты опасны, никогда не забывайте об этом, герцогиня. Ваша жизнь в их глазах стоит немного, и в выборе между собственной силой и вами они выберут силу. А мой братец персонально, чтоб ему пропасть, мечтает о троне Фатраина.

– Но зачем?

– Ну как же, ведь там он среди своих, среди равных. А тут, по его мнению, ему приходится управлять навозом. Скотом.

Аудмунд сжал кулак, так что побелели костяшки пальцев, и голос его завибрировал от еле сдерживаемого гнева. Ретта пытливо поглядела ему в лицо и спросила:

– Кроме силы некромантов, за что еще вы не любите магов, Аудмунд? Должно быть что-то еще.

Маршал глубоко вздохнул и заговорил уже более спокойно:

– Вы в курсе, герцогиня, откуда взялись пролегающие между нашими странами Пустынные земли? В Вотростене их называют Потерянными.

Вопрос был явно с подвохом. Ретта задумалась, вызывая в памяти все, чему ее учили в детстве, и сказала наконец:

– Какая-то давняя война магов. В наших летописях о ней рассказывается не слишком подробно.

Аудмунд горько искривил губы:

– Война, вы правы. Две тысячи лет назад маги уничтожили красивейший, плодородный край, и мой народ, точнее те, кто смог выжить, были вынуждены уйти на север, в единственные никем не заселенные на тот момент земли.