От неожиданного признания у меня перехватило дыхание, ноги стали подкашиваться и сердце застучало сильнее. Подняв, я обнял ее.

– И я тебя люблю, – ответил я.

А она глядела на меня прямо в лицо тем пытливым женским взглядом, который сразу проникает в мысли мужчин для разоблачения ложных признаний. Затем ее лицо озарилось улыбкой.

* * *

С каждым днем я все больше и больше привязывался к ней. Мы были в восторге друг от друга. Бахар светилась от счастья и гордилась нашей семьей, могла часами тереть старую потрепанную мебель, стараясь делать все «как положено». А я получал удовлетворение от жизни с ней.

К тому времени меня повысили на работе, и я стал заведующим большой секцией. Теперь свободного времени у меня становилось все меньше. Каждый день, провожая меня на работу, Бахар вздыхала и говорила, что ей доставляет невыносимые муки мое ежедневное отсутствие. А я в ответ говорил ей, что если я не уйду, то кого она будет встречать, затаив дыхание?

Вкус у нее был отменным. Одевалась она только в одежду темных тонов. Я выбирал ей книги, которые, на мой взгляд, ей нужно было бы прочитать, чтобы набираться знаний, но Бахар предпочитала им сентиментальные романы про любовь. Она прятала их от меня, не подозревая, что я находил их под матрасом каждую ночь. В такие моменты Бахар смотрела на меня, как ученик, пойманный учителем на месте преступления.

Как-то она пожаловалась мне, что я не читаю ей то, что пишу.

– Это лишь утомило бы тебя. Писатели не любят, когда их просят прочитать незаконченную работу. Это для них все равно что ребенок, который все еще в утробе матери и только ждет своего часа.

Впрочем, мне показалось, что она заинтересовалась моим писательством из-за робости.

– А я подумала, что ты считаешь меня недостаточно умной, чтобы читать то, что ты пишешь, – ответила Бахар.

Так проходили наши дни. Но однажды вечером зазвонил телефон. Я услышал голос экономки отца. Она была немногословной, передала лишь, что отец хочет меня видеть и поговорить об очень важном деле. От неожиданности я растерялся и тут же ответил, что завтра приеду навестить его. Вечером, когда я заговорил с Бахар о том, что отец хочет со мной немедленно обсудить что-то очень важное, я заметил в ее глазах слезы. Я твердо сказал, что все будет хорошо, и что пусть она ни о чем не беспокоится.

На другой день я отправился к отцу. Подходя к дому, невольно замедлил шаги. Мне было сложно увидеться с ним, минуя годы, которые нас разделяли, догадываясь, о чем будет разговор. Я ехал к отцу в забитой людьми электричке, и, выходя из нее, стал узнавать знакомые мне лица, тропинки и пейзажи. У меня был вид осужденного на суровое наказание.

Понимая неизбежность нашей встречи, я решил ускорить шаги. Прошел насквозь центральный парк, который с каждым шагом удивительным образом менял свой облик, обернувшись то тенистым навесом деревьев, то солнечной тропой. Весна выдалась теплой. Около получаса я пробирался, обходя разгуливающих прохожих, мысленно рисовал всевозможные сцены долгожданной встречи с отцом.

Экономка, которая мало изменилась за последние годы, с презрительным выражением открыла мне дверь. У нее было худое лицо, покрытое толстым слоем пудры, волосы уложены в незатейливую прическу, а цвет кожи отличался неестественной чернотой. Она приходилась нам дальней родственницей по отцу, поэтому ему было ее жаль, так она и попала в наш дом. Одевалась она по провинциальной моде, почти все на ней было из дорогой ткани, но сделано словно по рекомендациям старых дев. В результате создавалось впечатление дорогого провинциального безвкусия. В душе она была убеждена в своей собственной значимости, ведь мой отец когда-то занимал важное положение и, как он любил повторять, принадлежал к весьма знатному роду.