Временами я отвлекался от танцовщиц и оглядывал зрителей, которые буквально пожирали девочек глазами. Аудитория была сплошь мужская. И состояла преимущественно из посетителей, в которых легко угадывались заводские рабочие, конторские служащие, студенты. Поскольку сам я бывал в варьете чуть не каждый вечер, то сразу различал среди досужей публики тех, кого принято именовать завсегдатаями. Например, наблюдающего за представлением с неизменной ухмылкой бродягу, который вставал в уголке, под самой лестницей, прислонившись к колонне, или водителя, который садился на третьем этаже с другого края, почти напротив меня, и при любом подходящем случае кричал: «Йо-тян!»[16], выражая свои восторги одной из танцовщиц, Комацу Йоко, и много, много кого еще…

К слову, в какой-то момент ряды постоянных посетителей неожиданно пополнила фигура, совершенно непохожая на других известных мне завсегдатаев «Казино». Симпатичный смуглый юноша лет двадцати, может чуть старше. Всегда в щеголеватом европейском костюме в полоску, с надвинутым по самые брови охотничьим кепи, которое казалось чересчур для него широким, – он вставал на третьем этаже, прислонялся к колонне в углу и внимательно смотрел вниз, на сцену. Иногда он позволял себе грубые, развязные жесты, но в них ощущалась такая наигранность, что вполне можно было представить: именно так вела бы себя женщина, задайся она целью изобразить мужчину.

С определенного времени я стал наблюдать фигуру этого юноши в «Казино» почти ежевечерне.

Пару раз мне случалось заводить о нем речь в беседе с приятелями. Один мне сказал, что видел его как-то после окончания представления: молодой человек стоял неподвижно перед служебным входом в океанариум. Другой поделился: наблюдал, дескать, как тот в окружении стайки официанток распивал вино в кафе «Америка». Третий приятель рассказал, что разминулся на улице с облаченной в европейский костюм дамой, как две капли воды похожей на этого юношу, – почудилось даже на секунду, будто это он и есть, но дама выглядела не настолько молодо и, скорее всего, приходилась ему старшей сестрой… Так или иначе, а в одном сомневаться уже не приходилось: молодой человек всерьез увлекся кем-то из танцовщиц «Казино».

Как-то вечером я довольно долго шатался по парку и вернулся к себе уже в первом часу, ужасно уставший. Едва зайдя в комнату, я увидел, что на столе моем лежит письмо, при этом ни почтовой марки, ни имени отправителя на конверте не было. Я вскрыл его. Прочитал послание. Это оказалась нацарапанная наспех записка, напоминающая повестку о вызове в полицию: кто-то – уж не знаю кто – пребывавший на тот момент где-то в Комагате[17], в заведении под названием «Сумирэя», настаивал, чтобы я безотлагательно явился к нему. Писалось это, похоже, в состоянии крайне сумбурном: мало того, что конверт остался неподписанным, но и почерк выглядел беспорядочным и торопливым – настолько, что я затруднялся даже предположить, кто мог быть автором. Письмо мне, вероятно, доставил кто-то из прислуги названной гостиницы (гостиницы ли?). Впрочем, вопрос показался мне не настолько важным, чтобы специально поднимать отошедших ко сну обитателей дома и расспрашивать их, кто приходил. В итоге, несмотря на то что сил никаких не осталось и мысль о движении вызывала внутренний протест, я, охваченный жгучим любопытством, все-таки снова вышел на улицу.

Я жил в Мукодзиме[18]. До Комагаты мне предстояло идти пешком – других вариантов я не видел. Кроме того, так было быстрее всего. Но когда я, шагая по безлюдному берегу реки, проходил мимо темного здания «Саппоро биру»