Итак, позвольте же мне начать рассказ, следуя новейшим веяниям нашего времени, и перенести вас к танцовщицам «Казино фоли», которое постепенно становится одним из самых популярных заведений Шестого квартала[13]. Сказать по правде, я ничего об этих женщинах не знаю. И возможно, в стремлении превратить начатую историю в нечто, действительно на историю похожее, я стану прощать своим выдумкам на их счет известную вздорность, но все же предположу, что подобные домыслы не столько рассердят беззаботных особ, о которых пойдет речь, сколько повеселят их. Я на это надеюсь.

Как, вероятно, большинству из вас известно, вышеупомянутое «Казино фоли» располагается чуть в стороне от синематографического ряда Шестого квартала, возле театра «Мокубакан», из которого беспрерывно звучит бравурная и в тоже время печальная живая музыка, – прямо над океанариумом. Мне всегда казалось, что океанариум – чересчур громкое название для этого места, хотя будем справедливы: я заходил исключительно поздними вечерами и, скорее всего, поэтому никогда не видел, чтобы в заполненных водой емкостях плавали какие-то рыбы. Приглядевшись однажды, я смог рассмотреть в тени камней, там, куда почти не попадают лучи света, несколько рыбок: приклеившись к камням, почти сливаясь с ними по цвету, они как будто спали. За каждой такой рыбкой числилось свое мудреное именование, ни одно из которых в памяти моей не задержалось. По океанариуму проходили толпы людей, направляющихся на второй этаж, в «Казино фоли», но таких, кто специально бы здесь остановился, чтобы посмотреть на рыб и прочих гадов, я не припоминаю.

Когда я, стараясь потише стучать гэта[14], поднимался по запыленной деревянной лестнице, на меня сразу обрушивалась музыка, я сразу видел – бросив взгляд поверх голов (позади было полно свободных мест, но никто не садился, все наблюдали за представлением стоя) – пляшущих танцовщиц. Попадая в «Казино» впервые, многие спешили присесть на свободные места в конце зала, но очень скоро понимали, что стоящие там стулья шатаются и сидеть на них небезопасно, либо же замечали в сиденье огромную дыру, из которой выпирала наружу соломенная набивка, грозящая моментально пристать к одежде, – и снова поднимались на ноги. Вообще, зрительских мест в варьете обустроили не слишком много: на втором этаже поставили стулья, самое большее человек на двести, и на третьем – еще на сто; вот, собственно, и все. Я обычно проходил на третий этаж и смотрел представление оттуда. Поначалу, в свои первые визиты в варьете, я нередко оставался на втором этаже и, протиснувшись вперед, садился у самой сцены, откуда, задрав голову, наблюдал танцы сквозь лес девичьих ног. Но каждый раз, когда танцовщицы вскидывали ножки, мне волей-неволей приходилось глотать тучи поднимающейся над сценой пыли, так что в итоге я сдался и впоследствии предпочитал взирать на сцену исключительно свысока, усаживаясь на одно из передних мест третьего этажа, то есть, по сути, прямо над танцовщицами.

Почти все танцовщицы были молоденькими девочками в возрасте примерно от четырнадцати до двадцати лет. Каждую украшал блондинистый парик, толстый слой косметики и костюм, достаточно привлекательный, чтобы его можно было принять за обноски, брошенные какой-нибудь актерской труппой нового толка[15]; но каждая, совершенно точно, еще вчера трудилась на фабрике, нянчилась с чужими детьми или занималась другим подобным делом, доступным обитательницам городских задворок. Почти ни одна из них, вероятно, не понимала до конца фривольного содержания песенок, которые пела, и ни одна до конца не осознавала непристойности танцев, которые исполняла на сцене. Залитые хватающим за горло светом рампы, девочки вскидывали руки и сплетали их за головой, чтобы грудь выступала как можно рельефнее. Вот только грудки у них были еще крохотные… Однако все это без изъятия и составляло невыразимо чарующую, ни на что не похожую атмосферу «Казино фоли».