На резном стуле, держа спящего белобрысого младенца, сидела женщина в длинной юбке и мятой цветной кофте, которая тесно облегала её массивные плечи. На вид хозяйке было немного за сорок. Чуть с проседью пепельные волосы, собранные в пучок, сливались с таким же серым вялым лицом, на котором алели яркие сочные губы. Лишь они согревали унылый облик Ксении. Увидев вошедшую, она подалась вперёд:

– Спасибо, Лидушка, что зашла. Хотела познакомиться.

Она махнула рыхлой рукой, указывая Лиде на стул. Тихие слова женщины звучали в ритме мантр, распеваемых в секте.

– Я ещё раньше приметила, как мой Толик на тебя поглядывает. А уж теперь решила… Ведь Учитель говорит, что эгоизм – наш лютый враг и надо от него избавляться. Да и рожать, – Ксения бросила взгляд на ворох детских вещей, – я больше не хочу. Пятеро детей – большая работа. Здоровье уж не то, и ведь дома рожаем. Я вот с этим, – она кивнула на ребёнка, – почти сутки кричала, охрипла даже. Потом Учитель сказал в Петропавловку везти. А там – сразу кесарево.

Лида сидела, уставившись в угол и сжав кулаки. Необъяснимое чувство гадливости к этой безликой покорной женщине, и даже к её розовому малышу наполняло Лидкин рот горечью. Мысли юркими муравьями сновали в её голове, выстраивая тайные планы избавления от кошмарного замужества. Ксения приняла напряжённое молчание девушки за стеснение.

– Анатолий… Он хороший и работящий, детей любит, – она помедлила. – Мы с ним вчера уже обговорили. Эта вот большая спальня ваша будет. А через год для вас новый дом построится. Учитель уже согласие на строительство дал.

Из соседней комнаты вышел высокий хмурый подросток с такими же, как у отца, огромными руками и горбатым носом. Он бросил злой взгляд на Лиду и повернулся к Ксении:

– Ма, тебе что-то нужно? Я к соседям, им с забором надо помочь.

Ксения встрепенулась:

– Иди сюда, сынок. Это Лидушка. Мы про неё тебе говорили. Она скоро нашей роднёй станет. Подойди… Обнимитесь.

Лида уставилась на парня. Он был почти её ровесником. Наверное, это старший сын Анатолия. Косолапо протопав по деревянному полу, покрытому тонким ковром, парень нехотя приблизился. Он чуть коснулся узловатыми пальцами Лидиных плеч и бросился в дверь.

Ребёнок на руках Ксении закряхтел, и она, придерживая его одной рукой и расстегнув кофту другой, ловко оголила огромную, в синих прожилках, грудь.

– Покормить надо, – хозяйка спокойно взглянула на застывшую Лиду. – Я тебя не стесняюсь, мы уже по-семейному.

Младенец яростно схватил бордовый сосок, зачмокал и замер. Ксения, чуть покачиваясь и поддерживая ладонью грудь, говорила об успехах детей в школе, об их смиренном нраве и о том, что они будут почитать и уважать Лиду как родную. Покормив младенца и уложив рядом на кресло, Ксения обняла Лиду, обдав её запахом пота, лука и ещё чем-то сладковато-приторным.

Проведя шершавой ладонью по гладкому смуглому лицу девушки, Ксения взглянула ей в глаза и умиротворённо заключила:

– Цвет-то у твоих очей какой благостный, словно чистое небо, такой же, как у нашего учителя Виссариона! – она окрестила Лиду принятым в секте круговым жестом. – Учитель любит, чтобы старшая жена сама вторую жену привела к мужу. Через две недели праздник блаженной Ксении – мой день. Вся община на площади соберётся. Оденься да причешись красиво, Лидушка. Я тебя при всех к Анатолию подведу. Учитель благословит, и ты войдёшь в нашу семью. Жить будем в мире, – обречённо кивнула Ксения. – Ты мне поможешь, а как тебе рожать – я помогу.

В ответ, как положено в Обители Рассвета, Лида провела ладонью круг возле лица хозяйки и тихо поблагодарила. С трудом неся деревянные от напряжения ноги, она вышла на покрытую щебёнкой улицу.