Вестники Весны Murav K.A

Дэйкири остервенело выковыривала засохшую кровь из-под ногтей. На себе девочка не обнаружила ни ран, ни царапин, значит, кровь была не её. Тогда чья?

Кровь не оттиралась, она, будто въелась в пальцы и от усилий Дэйкири только больше размазывалась по рукам. Испуганное облачко пара вырвалось изо рта и нервно зависло в морозном воздухе.

Дэйкири заметила, что перепачкала подол юбки, да и на дохе невесть откуда взялись багряные следы. Что, если её найдут в таком виде родные? Что они подумают?

Дэйкири не помнила, чья это кровь, и откуда она взялась у неё на ладонях. Она очнулась, обнаружив себя прячущейся в снегу, под елью, и не могла припомнить, как, и зачем здесь оказалась.

Краем глаза девочка заметила движение и обернулась: чёрная лисица заглянула под колючие еловые лапы, потревожив снежную шапку, укрывавшую ветви и уставилась на Дэйкири жёлтыми глазами. Девочка протянула ей руку с засохшей кровью. Любопытная лиса принюхалась и повела носом.

– Человеческая? – спросила Дэйкири, хотя уже и так знала ответ.

Лиса хитро облизнулась и ткнулась носом в плечо Дэйкири. В глазах девочки всё поплыло, и в следующий миг она очнулась в их с сёстрами спальне.

***

Утро. Нежно-розовые лучи проникли в оконца дома Дэйкири, старшая сестра –Хелла уже вскипятила воду и чистила чан от прилипшей каши.

– Оставь, Хелла, пусть отмокнет, – сказала мать Эленхе́та.

– Я сниму верхний слой, что не пригорел. Так быстрее очистится.

Дэйкири перевела взгляд на розовые блики, забавно червячившиеся через дырочки в занавеске: их цвет отчего-то напомнил о недавнем сне. «Ну, нет. В них нет ничего кровавого! И никаких дурных знамений мой сон не несёт, просто обычный ночной кошмар.» – Дэйкири встряхнулась. Однако воспоминания сна никуда не исчезли и мерзким предчувствием давили на сердце: хочешь, не хочешь, скоро что-то случится. Голова, тяжёлая от недосыпа и сумбурного сна, туго соображала. Богиня Аннушка ленилась после зимы, поэтому светало всё ещё поздно.

Кто-то прошёл по лестнице, хлопнула дверь лаза. Видимо, отец вышел из мужской половины дома, ещё с вечера они с соседом собирались в лес за дровами.

Младшая сестрица И́нги корчила рожицу и размазывала кашу по тарелке.

– Ма-а-ам, невкусно! Опять Дэйкири готовила?

Дэйкири нахмурилась и засопела.

– Одни горелки! Опять она заснула над чаном! – возмущалась Инги.

– Плохо спишь, Дэйкири? В чём дело? – встревоженно спросила мать.

Дэйкири не собиралась рассказывать о своих кошмарах и потому решила, что самое время покинуть кухню, схватила свою тарелку и вскочила с подушек, но не рассчитала движения и, зацепившись ногой о столешницу, рухнула на пол. Тарелка, конечно же, разбилась, а ложка упрыгала под сундук.

– Дэйкири! – вскричала мать. – Сама будешь новую посуду лепить!

Инги противно хихикнула, а Хелла, делая вид, что она взрослая и умудрённая, спрятала хитрую улыбку за чаном. Дэйкири гордо выпрямилась и прошествовала за совком к печке.

– Мам, а если её замуж никто не возьмёт, она навсегда с вами останется жить? – спросила сестрица Инги, пока Дэйкири, красная от злости, сметала осколки.

– Инги! – голос матери звучал укоряюще. – Найдём кого-нибудь непривередливого.

Дэйкири исподлобья посмотрела на мать.

– А ещё слепого! – не выдержала Хелла. И, очень довольная, захрюкала, уткнувшись в чан.

– Ну-ка прекратите… – строго начала мать Эленхета, но…

Обида и злость взвыли в душе Дэйкири парой голосов, и она, подскочив к Хелле, забросила осколки в чан, который та намывала. Сестра возмущённо открыла рот, но Дэйкири, схватив её за воротник, яростно зашипела Хелле в ухо:

– Да больно нужен мне этот ваш муж! Если я захочу, то выберу любого! – На этом она выпустила испуганную Хеллу и яростной птицей вылетела с кухоньки. Накинув шубку, взбежала по лазу норы и громко хлопнула входной дверью.

Путь Дэйкири лежал через сугробы к бабушке Томань. Дэйкири торопилась и всё ещё раздражённо вспоминала перепалку с сёстрами, она дёрнула ручку двери, но та не поддалась, видимо, примёрзла за ночь.

–Р-р-р-р, – взревела разгорячённая Дэйкири.

Утренние неприятности злили её до того, что ныли сведённые челюсти. Девочка упёрлась ногой в стенку преднорья и потащила дверь на себя. Проклятая рухлядь, наконец, поддалась и открылась.

Спустившись в нору, Дэйкири поняла, что бабушка ещё не проснулась, видимо, устала после того, как вчера они засиделись до поздней ночи. Девочка решила, что лучше зайти позже: сейчас она торопилась, ей хотелось до обеда сбегать в лес и установить ловушки на барсуков, которые она тайком собирала полночи, и оттого не выспалась и переварила кашу.

– Что значит «ты полетишь один»? – я обернулся на мать, не веря своим ушам. – Может, ты и вовсе переезжать передумала?

– Ты сразу впадаешь в крайности. – На животе её тетракостюма появился карман, и она спрятала в него обе ладони.

– Только из-за тебя я тащусь на другую планету, а ты говоришь, что не полетишь?!

– Алекс, Ты меня слушал? – Она хмурилась, а взгляд её выдавал смущение. – Я всего лишь отправлюсь на грузовом дирижабле, хочу проследить за транспортировкой.

Замигали красные огни предупреждения, и мимо нас, грохоча гусеничными лентами, проехал робот-погрузчик. Я, скривившись от шума, проводил его взглядом: робот направился к грузовому дирижаблю, и присоединился к небольшой армии своих собратьев. Я перевёл взгляд на маму и справедливо возмутился:

– Там справятся и без тебя! Здесь толпа погрузчиков! Зачем оставаться?

– Моя лаборатория, как видишь, ещё не приехала. Если роботы повредят материал, новый мы будем ждать несколько месяцев. – Она двинулась по направлению к пассажирскому дирижаблю, вынуждая меня следовать за собой.

– Тогда я тоже полечу на грузовом.

– На него пускают только персонал. – Мама досадливо поджала губы.

На ум мне приходили только ругательства: не хотелось покидать дом, переезжать и тем более лететь в одиночку в толпе незнакомцев. Меня тошнило от досады и грусти, упаси, Святой Господь, ещё кому-нибудь из попутчиков приспичит со мной заговорить. Но признаться в последней причуде я не решился и поэтому пробормотал:

– А что, если просвет закроется, а вы не отправитесь? Что я один буду делать на Живе?

– Всё будет хорошо, не переживай. – Мы уже подошли к трапу пассажирского дирижабля.

Я вцепился в перила, отказываясь подниматься.

По трапу как раз шла семейная пара с дочерью, и девчонка ехидно обернулась, явно вслушиваясь в нашу перепалку. В её улыбке я прочёл презрительное «Маменькин сынок».

Мать не заметила этого, она нервно оглядывалась назад, ожидая свою лабораторию.

– Просвет не закроется ещё пару часов, мы все успеем сквозь него пролететь. Но если что, подождёшь меня на месте.

Эта идея – торчать одному в новом мире и ждать, когда откроется следующий просвет, – вместе с её отстранённым видом стали последней искрой, подпалившей костерок моего терпения:

– Просто признай – дурацкие колбочки тебе важнее меня! Мы летим на другую планету, а ты выбираешь стекляшки! – Я отбросил руки матери и, забравшись на три ступеньки по трапу, возмущённо уставился на неё сверху вниз.

Мать ещё раз оглянулась на станцию, беспокойно дёрнула головой и обошла трап сбоку.

– Конечно, нет! – осторожно, по-доброму заглянула в глаза. – Иди же, посадка заканчивается.

От её тихого голоса и усталого вида я почувствовал себя скандалящим ребёнком.

По трапу взбежал опаздывающий господин и толкнул меня, заставив прижаться к перилам, мама тут же протянула руки через ограду и сжала мои ладони.

Я закатил глаза в сторону серых туч, понимая, что всё-таки придётся лететь одному. Мама тут же почувствовала моё смирение: