Внезапно я ощутил, как Ира сжала мою руку крепче. Точно, я ведь держал её за руку всё это время. Я обратил свой взгляд на неё. Она положила свою вторую руку поверх на мою. Её запястья показались из рукавов, и я увидел множество зарубцевавшихся порезов на них. Я сначала подумал, что это ерунда, пока не увидел один, сделанный вдоль, который уходил вверх по руке и скрывался внутри куртки.

– Скажи, ты знаешь, как нам спастись? – не поднимая глаз, спросила Ира.

– Нет, – ответил я и сделал пару глотков пива.

Ира молчала. Я убрал стаканчик в сторону и придвинул её к себе, обняв. Уже давно было темно, и зажглись фонари, залив всё плотным жёлтым светом. Снег стал падать немного обильнее. Уютная и сказочная атмосфера вечера сменилась депрессивным реализмом.

– Я бы очень хотела, чтобы мы были нормальными… – она сказала это тихо, но очень спокойно, от чего стало даже как-то не по себе.

Мне захотелось сказать что-то обнадёживающее Ире, которая сидела, уткнувшись в меня лицом.

– Эй, – я постарался это произнести ласково, – похуй, прорвёмся.

Я даже скорчил некое подобие улыбки, произнося это, но в ответ получил лишь сдержанное:

– Угу…

Мы ещё немного посидели, пока не похолодало. После, выбросив весь мусор в раскуроченную урну, я повёл Иру домой. Одновременно с этим я в полной мере ощутил, что алкоголь полноценно ударил мне в голову.

Обратно мы шли, немного покачиваясь, тем же маршрутом. Я опять ни о чём не думал, но уже с какой-то едва уловимой тревогой. На душе было как-то гадко, но я не понимал, почему. Вот мы снова проходили возле галереи. Снова её рука была в моей. Такая же холодная и тонкая. И всё тот же уставший взгляд на её лице. Наконец я понял, что именно почувствовал. Мне нестерпимо захотелось порадовать свою подругу.

– А знаешь, – я почувствовал, как косноязычно выговариваю слова, но тем не менее продолжил, – всё не так уж и плохо, как мы себе рисуем.

Ира остановилась и посмотрела на меня с недоумением.

– Всякий раз, когда мы видимся, мне комфортно. Я чувствую себя понятым. Мне кажется, это взаимно, раз ты каждый раз выходишь со мной посидеть.

Ира приподняла край губы в нарочито печальной улыбке, и опустила глаза:

– Да, в том-то и дело, что только ты меня понимаешь…

– Ну хочешь, – я резко развёл руками, – я не знаю, я… Я могу… Бля…

Я огляделся по сторонам. Захотелось совершить какую-то влюблённую глупость, лишь бы отвлечь Иру от её печали. Мой взгляд зацепился за пустой постамент у стены галереи, который был метрах в семи от нас. Не говоря ни слова, я направился к нему. Подойдя вплотную, я, зачем-то, смахнул снег, который тонким слоем запорошил верхушку пьедестала, а затем начал на него неловко взбираться.

– Ты чего делаешь?! – Ира была в изумлении.

Встав на постамент, я, пошатываясь от выпитого ранее, обратился к Ире:

– Ты ведь хотела услышать мои стихи…

Взгляд Иры резко сменился. Он всё ещё не был радостным, но усталость в глазах сменилась чем-то вроде надежды.

– Есть стих, который я сочинил после одной из наших посиделок. Он о нашем взгляде на мир. Но в нём есть намёк на спасение…

Я достал телефон, намереваясь прочитать стихотворение, но он, сука, сел. Выбора у меня уже не было, а потому пришлось рассказывать по памяти:

Тысячи лиц и тысячи судеб,

Видны в жёлтых глазах,

Равнодушных домов.

Как в фасеточных, смутных,

Безфокусных линзах –

Сотни безвкусных проекций о том…

Как все жаждут жизни?

Ждут в ней успех,

Желают быть частью,

Но быть выше всех.

И крысиные возни,

Ссоры, сплетни и спех –

Лишь шаги к тому счастью?

На мой взгляд только смех…

Быть частью гонки за данность…

Пять минут собирать воздух в кулёк,