Нет, не ошибается. Женщины и ребенок были ей знакомы.

Ещё вчера, идя из госпиталя к метро, она по привычке заглядывала в окна первых этажей. И в одном из них, угловом кухонном, Кира и видела этих двоих. В дровяной плите ярко горел огонь; посреди кухни, за круглым столом, покрытым цветастой скатертью, сидела краснощекая женщина и, улыбаясь, читала письмо, должно быть, с фронта. Мальчик сидел рядом и что-то рисовал на листе грубой оберточной бумаги. Рядом с ним примостился потрепанный игрушечный медведь- очевидно, тот, которого ребенок теперь никак не мог найти.

Кухонное окно располагалось низко и было таким большим, что, несмотря на тюлевые шторы и стоявшую на подоконнике развесистую герань, усыпанную мелкими розовыми цветами, Кира могла все разглядеть в мельчайших деталях.

Дочитав письмо, женщина встала из-за стола, подошла к плите и принялась что-то размешивать в большой кастрюле. Потом она сняла с полки половник, тарелку и налила суп.

При виде дымящейся тарелки у Киры потекли слюни. Ей показалось, что она даже чувствует рыбный запах.

Женщина помешала кипятившееся в большом металлическом тазу бельё, налила еще одну тарелку супа и села есть вместе с мальчиком.

Вот почему Кира любила заглядывать в чужие окна: она не была любопытна, но в такие моменты всегда забывала, что её-то дома ждет пустая, холодная комната и мучительные мысли о будущем.

Соседка Сима , конечно, пригласит её поужинать. Добрая душа, она всегда приглашала её ужинать с тех пор, как Кирина мама , врач-хирург, ушла на фронт, и Кира осталась одна. Но Кира откажется: ведь соседи тоже не жируют.

Потом Кира спросит Симу, нет ли писем.

Мама время от времени писала. О себе она ничего не рассказывала, только беспокоилась, тепло ли Кира одевается, как у неё с едой и все ли в порядке в квартире.

Кира напишет в ответ , что все в порядке; что с продуктами туго, но она не голодает, и конечно же поддевает под юбку теплые панталоны.

А вот от него писем не было.

Каждый раз, когда звонили в дверь, у Киры замирало сердце. Когда она слышала в прихожей голос почтальонши тети Любы, сердце, наоборот, начинало биться часто-часто, будто хотело выпрыгнуть из груди.

Письма в квартире получала только Кира. У Симиного мужа была бронь, а больше им писать было некому.

Через несколько минут раздавался стук, дверь распахивалась.

– Пляши!

Кира напряженно улыбалась, делала несколько танцевальных па, а сама была не в силах оторвать глаз от маленького белого треугольника.

Оставшись одна, она, однако, не торопилась распечатывать письмо; Кира даже старалась не смотреть на конверт, а поспешно клала его на книжную полку, под толстый серый том хрестоматии по литературе для старших классов.

И потом весь день, занимаясь домашними делами или ухаживая за ранеными в госпитале, время от времени мысленно возвращалась к заветному конверту: представляла, как откроет его- и это будет письмо от синеглазого мальчика, с которым она танцевала на выпускном вечере. Он напишет, что любит её и скоро вернется.

Но каждый раз это оказывалось письмо от мамы, которая, бог знает в который раз, интересовалась, есть ли у Киры дрова, и обещала передать с оказией посылку с продуктами…

Кира с тоской обвела глазами стертую с лица земли улицу. И сколько это все будет продолжаться?

В начале июля, когда они шли к школе, где формировались дивизии народного ополчения, говорили, что война закончится через пару месяцев.

– Ну, не успеем повоевать!– расстраивались мальчишки. – Ноябрьские праздники будем встречать в Берлине!

То утро выдалось на редкость солнечным и теплым. Вовсю распевали птицы; кружили над головами стрижи; на клумбе перед школой цвели тюльпаны, и мир казался таким совершенным, что, если бы Кире сказали, что война закончится на следующий день, она бы охотно поверила.