Тот шествовал по комнате, словно посол, приближающийся к монарху, и бедный граф отвернулся. Он не любил Мервина Спинка. Мы не знаем, любил ли бы он его при благоприятных обстоятельствах, скажем – если бы тот спас его от огня или от воды, но обстоятельства не были благоприятны. Оба они хотели жениться на Элис Пентер. Приятно ли отпрыску гордых графов соперничать с дворецким?

Собственно, это никому не приятно, тем более хозяину замка. У слуги – немалое преимущество, они с кухаркой вечно рядом, тогда как сеньор довольствуется редкими встречами, дрожа при одной мысли о своей старшей дочери Аделе. Кроме того, слуга красив и многоопытен. Он повидал мир, включая Соединенные Штаты. Мало того, у него племянник – актер, не очень известный, правда, на характерных ролях, но сцена – это сцена.

Подумайте о том, что он подражал Спенсеру Трейси [5] и умел делать фокусы, а потом представьте себе, как отнесется к этому живущая в затворе кухарка. Лорд Шортлендс представил, задрожал и издал тот звук, который издает сифон при последнем издыхании.

Будь обстоятельства благоприятны, могли бы прозвучать хоть какие-то фразы, смягчающие отношения между хозяином и слугой, скажем «Доброе утро, Спинк» – «Доброе утро, милорд» или «Ваше молоко, милорд» – «А? О! Спасибо». Но царило молчание. Спинк поставил поднос на столик, граф глядел в окно. Между ними маячил призрак кухарки.

Когда дворецкий удалился, зазвонил телефон. Граф поднял трубку с той осторожностью, которая понятна у человека, разбуженного сладостным тенором.

– Алло, – сказал он.

– Алло, – ответил приятный мужской голос. – Нельзя ли попросить леди Терезу?

– Леди Терезу? Я ее сегодня не видел.

– А с кем я говорю?

– С лордом Шортлендсом.

– Здравствуйте, лорд Шортлендс. Наверное, вы меня забыли. Я Майк Кардинел.

Граф признался, что это имя ему незнакомо.

– Так я и думал. Передайте, пожалуйста, Терри, что я звонил. Всего хорошего.

– До свиданья, – ответил лорд, снова погружаясь в раздумья. Однако на этот раз ему помешала та самая леди Тереза, о которой говорил мужской голос.

Мы не скажем, что лорд просиял. Люди, утратившие шляпу и соперничающие с дворецким, который мог бы служить манекеном, не сияют. Но легче ему стало. Только что мы бы приняли его за труп, отлежавшийся в воде; сейчас он скорей походил на труп свежий. Если мы сравним его с тем, кто пережил кораблекрушение, Терри показалась ему чем-то вроде паруса.

Даже в безднах уныния он знал, что у тучи есть кой-какая каемка – младшая дочь, сбежавшая в Лондон, на свободу, вернулась домой и могла его поддержать в меру своих сил.

Старшую дочь вынести трудно, среднюю – тоже нелегко, Космо Блейр и Мервин Спинк могут довести до удара. Зато Терри, дай ей бог здоровья, девушка хорошая.

Леди Тереза Кобболд была намного красивее леди Клары. Средняя дочь пошла в отца, который был добрым (хотя бы для палаты лордов), но походил скорее на Эрика Блора [6], чем на Роберта Тейлора [7]. Младшей хватило здравого смысла, чтобы пойти в мать, которая была в свое время красивейшей дебютанткой Лондона. От ныне покойной графини Терри унаследовала стройность, голубые глаза, золотистые волосы и вообще все то, что побуждало увидевших ее мужчин нервно поправить галстук.

– Привет, Шорти, – сказала она. – Поздравляю, мой дорогой.

– Спасибо, душенька.

– А вот и подарок. Увы, только трубка.

– Хорошая, – признал граф. – Как раз такую я хотел. Да, тебе сейчас звонил какой-то молодой человек.

– Майк Кардинел?

– Он самый. Вроде бы мы знакомы, но я его не помню.

– Конечно. Вы сто лет не виделись. Ну бог с ним. А вот скажи, – спросила она, присаживаясь на край потертого дивана, – как у тебя с праздником?