– Пикнет, дам в глаз, – сообщил Стэнвуд и улетел, как фея. Лорд Шортлендс, способный во всем разобраться, если дашь ему время, спросил на всякий случай:

– То есть вы поедете в замок вместо Кобболда?

– Вот именно.

– Как будто вы – это он?

– Да.

– Но, господи…

– Что такое?

– Терри же вас знает. Что там, она и его знает! Они ходили в кафе.

– Я это учел. Положимся на ее любовь к вам.

– Ой, верно! Она ничего не скажет.

– Но все же лучше ее предупредить. Позвоните ей.

– Она здесь. Сколько сейчас, полвторого?

– Минута в минуту.

– Тогда она в вестибюле. Мы так договорились.

– Прекрасно. Мне как раз надо бы с ней потолковать. «Нет», видите ли! Эй, что там?

В бар вошел мальчик, обладавший, как все служители отеля, нежным и сладким голосом. Голос этот выпевал:

– Лорд Шо-орт-лендс! Лорд Шо-орт-лендс! Пятый граф посмотрел на Майка.

– Это он меня?

– Естественно.

– Эй, мальчик!

– Лорд Шортлендс, милорд? Вас к телефону.

– Кто бы это мог быть? – пробормотал граф.

– Пойдите и узнайте, – посоветовал Майк, – а я пока что потолкую с Терри. Вы не возражаете, если я намылю ей голову?

– А? Что?

– «Нет», видите ли! – сурово сказал красавец.

Поскольку отель «Баррибо» – пристанище богатых, а богатые почти всегда противны, вестибюль в 13:30 являл собой неприятное зрелище. Глаз отдыхал только на Терри в новой шляпе. Сидела она (Терри, не шляпа) между двумя финансистами с четырьмя подбородками на каждого, и Майк возвестил о себе, громко крикнув: «Эхей!» Подскочив на полфута, она недоверчиво воззрилась на него.

– Это вы?

– Нет, не так, – сказал он. – Надо закатить глаза и схватиться за сердце. «Это вы!?» Но я вас понял. Опять я тут как тут, да? Можно себе представить, что чувствовала Мэри [10].

– Да, в вас есть что-то овечье. Конечно, я рада вас видеть.

– Еще бы!

– Как вы узнали, что я здесь?

– Ваш отец сказал.

– Вы с ним встретились?

– Да, недавно.

– Поистине тесен мир.

– Чему вы удивляетесь? Я вошел в бар, он там сидел, как же мы могли не встретиться?

– Он был в хорошем настроении? Я имею в виду, до вашей встречи.

– Вполне.

– Не слишком разрезвился?

– Нет.

– Понимаете, сегодня у него праздник. Я не совсем спокойна, когда он сидит в баре.

– Сидел он не так уж долго. Его позвали к телефону.

– К телефону?

– Да. А что?

– Кто ему может звонить?

– Не спрашивайте, мы с ним едва знакомы.

– Я хочу сказать, никто не знает, что он здесь. Кроме нас, конечно.

– Значит, звонили из дома. Вот что, переменим тему. Поговорим о моем письме. Хорошо написано, а? Мысли, стиль…

– Да, неплохо.

– Мой друг Огастес тоже так думает. Захожу, а он его читает. «Здорово! – сказал он, хотя вообще-то суров. – Мне больше всего нравится композиция. А слог! Камень растопит». «Ну, это ее проймет», – думал я, когда лизал марку, но, видимо, ошибся. Или ваш отец неточно передал ваши слова. Вернее, одно слово: «Нет».

– Точно. Именно это я и просила сказать вам.

– Со всей возможной деликатностью?

– Не с грубостью же!

– Естественно. Значит, вы за меня не выйдете?

– Да, не выйду.

– Это вы так говорите, но я не отчаиваюсь.

– Не отчаиваетесь?

– Ни капельки. Терпение и труд, знаете ли. Буду ходить за вами, смотреть, и однажды мой пристальный взгляд сделает свое дело. Представьте себе собаку. Она клянчит еду. Вы думаете: «Ничего не дам, ей же вредно». Но она смотрит, смотрит – и вы сдаетесь. Кстати, о браках. Ваш отец сказал, что он хочет жениться на кухарке. Я не возражаю.

– Ох, Шорти, Шорти! Так я и знала, нельзя его пускать в Лондон с кучей денег. Душу выложил, да? Вы уж его не выдавайте.

– Что вы, как можно!

– Если Адела услышит, она его заест.

– От меня – не услышит. Я скрытен, как шпион.