Нередко внутреннее недовольство прорывалось наружу. В такие минуты в полной мере давал исход накопившемуся чувству: в кабинете пинал до боли ножку стола либо до крови впивался ногтями в локоть.

Выпадало на долю и Валентине. Заслышав, как она заучивает иностранные слова, врывался в комнату:

– Спусти свое оканье в унитаз и забудь! Слушать тошно!

Не отказывал себе в удовольствии высмеивать. Намеренно парадно дефилируя по коридору, выкрикивал, подражая ей, но в более уродливой форме, услышанные иностранные выражения. А однажды стал у порога и с кривой улыбкой «предсказал»:

– Не тешь себя надеждой, что именитые лингвисты причислят твой английский к какому-нибудь редкостному диалекту. Глубоко заблуждаешься—стошнит.

На всякий выпад Вадима Валентина ниже склонялась над учебником, беззвучно шевелила губами. Единственный протест выразился в том, что в его отсутствие отважилась прикрыть дверь в комнату. Без последствий не обошлось. Спустившись вниз и заметив прикрытую дверь, он демонстративно распахнул ее, не без ехидства сделал ей признание:

– Пожалуйста, не манкируй моими высокими чувствами к тебе. Не лишай счастья лицезреть тебя, ибо в противном случае не прожить мне и минуты.

Особую немилость испытали на себе четвероногие питомцы. Стоило им обнаружить во всеуслышание свое существование, как тут же следовала неадекватная реакция Вадима. Угрожающе чертыхаясь, он выбегал на лужайку, покрывал их громкой бранью, бросался любым предметом, который попадался на глаза. Огромные собаки в панике забивались в конуры. О насущном хлебе теперь виновато скулили в воздух.

Разрядка наступила также неожиданно. В один из вечеров Вадим вдруг присоединился к ней, когда она в гостиной смотрела фильм. Сел в кресло и устремил взгляд на экран телевизора. Демонстрировали комедийный фильм. Валентина с целью рассеять его мрачное настроение и таким образом предупредить возможную агрессивность с его стороны с деланным смехом кратко рассказала о предыдущих сценах. Он выслушал, кивнул головой, затем снова обратил взор на экран.

Фильм в действительности соответствовал жанру. Смешные трюки и поступки действующих лиц не оставляли зрителя равнодушным. Зрелище привлекло внимание Вадима. Хмурость спала с лица, взгляд оживился. Начали обмениваться репликами. Валентина заразительно смеялась. Вадим в ответ улыбался.

Кинокартина прерывалась рекламой. Во время очередной приостановки Валентина с теплой иронией заметила:

– Не могу поверить глазам своим, Вадим, ты не брюзжишь, не сердишься.

Вадим смутился, но сумел отшутиться:

– Не поверишь, во всем виновата весна, вот такая она нехорошая.

– И я должна теперь каждую весну встречать со страхом?

– Не принимай мои слова всерьез, забудь. Считай, что ничего не было.

– А я не хочу забывать, ты должен понести наказание за вредительство, – кокетливо, с притворным возмущением заявила Валентина.

Вадим откликнулся на ее веселый настрой:

– Если ты такая кровожадная, то ничего не остается, как выслушать приговор. Но знай, за вредительство при незначительных последствиях ограничиваются штрафом, на худой конец условным сроком.

– Нервные клетки, мой дорогой, не восстанавливаются, так что у меня свой суд. Но учитывая, что ты признал свою вину, выношу мягкий приговор: садись рядом и переводи незнакомые слова и предложения.

– О вашей гуманности ходят легенды, я же думал, что все это досужие выдумки. Каюсь, непростительная ошибка, – он пересел к ней.

Вадим отбывал наказание виртуозно. Он успевал синхронно перевести и тут же с юмором прокомментировать эпизод. Валентина, как бы в отместку за пережитое, хохотала вволю.