Москвы – тупо нету. Девять часов до Москвы по воздуху. И плюс семь часов по часовым поясам. Когда тут утро, там – вечер, и наоборот. Ничего общего, несусветная даль, просто Африка какая-то, пусть ебутся там в своей Москве, как хотят. Зато Японию в хорошую погоду видно из-за моря, говорят, даже без бинокля, глазами. До Америки лететь – ерунда. Другой глобус, другая точка сборки шарика.
В самолете учила матчасть, то есть читала «Остров Сахалин», и завидовала Чехову. Не про то завидовала, как он подбирает слова, хотя он подбирает дай Бог каждому (и, кстати, языковая мода сделала очередной виток – этот текст снова читается как современный, а еще, допустим, лет десять назад читался бы как старинный). Зависть – о другом. Вот едет человек в неизвестность, тратит несколько месяцев жизни на путешествие и ни на что не отвлекается. Это же роскошь: оставить себе одно конкретное дело и неспешно, тщательно его делать. Катишься, глядишь в оба, и что увидел – то записал. Каждой березке уделяешь внимание, не говоря уже про людей.
2 АВГУСТА
Пока ехали на автобусе из Хельсинки, я решила, что Финляндия – это как если бы магазин Икея разросся до размеров города и страны. То есть все-превсе, вплоть до уличной фурнитуры – урны, скамеечки, бордюрчики – как будто придумано авторами Икеи. Трактор, который шерудит у нас на лужайке, да и сама лужайка – всё от них.
Глаз ищет шероховатость, асимметрию – и не находит. Глазу остается только скользить по красоте. По функциональной красоте, по опрятной. Тут ничего не грязное и ничего не сломано.
Я чувствую себя носителем русского деструктивного гена. Гена хаоса. Мне все время кажется, что вот-вот я что-нибудь невольно сломаю или испачкаю. Погну. Нарушу. Оскверню. А может, и не невольно. Может, мне просто хотелось бы. Поддать энтропии. Ну, сделать мир таким, каким я его люблю. Миром, где не исключена глупость.
Икея вокруг не оставляет на глупость ни малейшего шанса.
С другой стороны, как-то же они живут и умирают в этих декорациях, в этой пространственной логике. Дают трешака. Ебутся втроем на удобных белых кроватях, вешаются на удобном потолочном крюке, режут друг друга ножами по синьке. Ну ведь наверняка же!
Правда, непонятно, где все эти финские люди прямо сейчас. В этот солнечный день. На улицах никого. Детские площадки без детей. Лавочки без парочек. Автобусные остановки без тех, кто ждет.
А что, если вокруг ничего не грязно и не сломано потому, что на самом деле люди здесь и не живут? Вдруг люди ушли, и только немые горничные из Икеи раз в неделю посещают города и пригороды, чтобы смахнуть пыль с поверхностей?
Дождь Финляндии к лицу. Пустые улицы, заливаемые дождем, как-то естественнее смотрятся, чем пустые – под ясным небом. Когда финский дождь падает на подстриженные финские газоны, не похоже, что это дождь с небес, похоже – что просто кто-то включил икеевскую поливальную машину. Это не стихия, это влажная уборка. Душевая кабинка.
Всю жизнь, кстати, побаиваюсь душевых кабинок, есть в них что-то нечеловеческое. Как будто в робота залез, да еще и голенький.
Поделилась мыслью с Максом, а он мне в ответ другую, гораздо лучше:
Нам весело, потому, что живем в ужасе и города внутри взорваны. Это дает иллюзию цели. Есть о чем говорить, есть плоские крысы, которых можно красить. Но это все пустое! Это уральская школа. Цели начинаются там, где лес стрижен. Где среда молчит с тобой. Где просто ты, где стерильно и загробно. Но я благословляю Финляндию. Любой живой человек в ней – нигде. Ему не забыть, что он временно, а лес, камни, дороги и домики