– Это в прошлом году, – веско сказал Миша. – Нынче смотри что творится, всё лето, считай, дожди.

– Но ведь не холодно, – возразил Ерофеич.

– Не холодно, – согласился Миша.

– Так пойдёт, бананы скоро будем вместо капусты выращивать.

– Не-е, не скоро.

Гроза тем временем надвигалась, шарахнуло уже совсем недалеко. Миша начал считать, после молнии получилось четыре секунды. Ветер усиливался, даже внутри сруба стало неуютно, тревожно. Мужики замолчали, смотрели на небо через незаколоченные фронтоны. Там среди черно-белого кино грозы вспыхивали ослепительно белоснежные изломы, грохот стоял почти непрерывный, и сосчитать секунды от вспышки до грома не получалось. Вдруг им показалось, что прямо над крышей небо распахнулось – стало светло, светлее, чем в яркий солнечный день. Почти без паузы мощно шарахнул гром, так шарахнул, что больно стало ушам. И конечно, не гром был виноват в случившемся, а буря. Плохо прикрепленный лист черепицы сорвало с крыши у них на глазах и унесло куда-то вбок, как лист картона. Опять совсем рядом взорвалась ещё одна молния, загрохотало. Было слышно, как завывает сирена «Ситроёна». «Москвич» молчал, сигнализации у него не было. Буря потихоньку стихала, уходя всё дальше. Начался сильный ливень, строители скучились в центре, где вода их не доставала.

Известно: чем сильнее дождь – тем быстрее проходит. Довольно быстро ливень стих, пошёл мелкий дождик, и вскоре прямо сквозь дождь проглянуло солнце. Это так специально устроено природой: сначала страху нагнать, а после успокоить красотой. Радуга, казалось, прямо от забора начиналась, а конца её не было видно, растворялась где-то в дальних лугах. Выползла бригада на волю и замерла, увидев: лист черепицы металлической, тот, что с крыши недавно бурей сорвало, прямо в крышу буржуйского «Ситроёна» углом воткнулся, и теперь это было единое целое – красный лист в красной машине. Даже красиво по-своему, как скульптура. Кошмар, да и только.

– Что теперь будет? А, бугор? – спросил обычно молчаливый Закир.

– Разберёмся, – коротко ответил Миша, по правде сказать – не представлявший себе, что делать дальше. Буржуя не было видно. То ли он спал, то ли удавился с горя. Мужики, не сговариваясь, достали курево, снова задымили. Неопределённость помогает принимать решение только тому, кто умеет решать. Мужики не умели.

Довольно много времени прошло, прежде чем появился хозяин из своего вагончика-времянки. Вопреки ожиданиям, лицо его было спокойным, даже сонным. Может, не заметил ещё? В руке мобильник, направился он в дальний конец своего участка, откуда всегда звонил в город, сигнал там лучше. Говорил Пантелеев громко, слышно было, что речь идет о несчастной машине. После разговора подошёл к строителям.

– Капец вам, – сделал длинную паузу. – Мог быть, если бы не страховка.

– У вас застрахована машина? – у Миши отлегло от сердца. – А то жалко. Красивая.

– Застрахована. Каско – непонятно ругнулся Пантелеев. – Но пока машину ремонтируют, я на такси должен ездить. Не пешком же ходить? В общем, всё. Хватит. Можете собирать манатки и валить с моего участка.

– Что, завтра продолжим? – не понял Миша.

– Ты действительно тупой. А я думал хитрый. Совсем валите отсюда, и чтоб я вас больше не видел.

– Зря вы так, – начал было привычно канючить Миша, – всяко случается. Кто мог знать, что буря приключится? В наших краях я такого не припомню.

– Всё! Я сказал! – зарычал буржуй. Лицо его пошло пятнами, обычно колкие глаза совсем стали как хорошо заточенные карандаши, того и гляди – дырку сделает. – Пошли отсюда на …, – и выдал очень витиеватый нецензурный адрес.