Но есть один вопрос, который по-прежнему вызывает у нас озабоченность. Родригес с сожалением сообщил нам о Веласкесе, мальчике, семью которого поразил проклятием Б-г и испепелил на костре его родителей. Но только Б-гу ведомы Его пути, и как написано: «Путь Б-га есть свет, окутанный тьмой».
Но Родригеса тревожит присутствие сестры Веласкеса в вашем доме Торы.
Мы понимаем, что в лондонской общине очень мало толковых писцов. Лондон – это пустыня невежества, которую вы покоряете, просвещая ученика за учеником. Возможно и такое, что ни в одной лондонской еврейской семье не найдется сына, который изучал бы необходимые языки. Но дочь Веласкеса находится в таком возрасте, что ей следует помышлять о браке, и нехорошо, если голова ее будет обременена иными образами и идеями. Хотя в еврейском мире и существуют разные мнения по вопросу женского образования, и мы сами признаем, что ее покойный отец благоволил увлечению дочери науками, но даже он не одобрил бы длительное занятие подобным трудом. Я сам присоединяюсь к словам рабби Элиэзера из Талмуда, что слово Торы лучше сжечь, чем обучать ему женщину.
Напоминаю вам, что у этой девушки нет приданого, и даже Дотар[8] отнюдь не горит желанием предоставить его из-за дурной репутации ее покойной матери. И поэтому мы советуем вам задуматься о том, что продолжение ее работы у вас в качестве писца лишает эту девушку возможности выйти замуж.
Мы понимаем, что отыскать подходящего под ваши требования писца нелегко, и если вам не удастся найти такового в Лондоне, мы при первой же возможности направим к вам нужного человека.
Хотя я лишь мельком ознакомился с жизнью семьи Веласкес до того момента, как их родители предстали пред Всевышним, пишу с огромной нежностью по отношению ко всем сынам и дщерям нашего многострадального народа.
С совершенной верой во грядущее Искупление,
Якоб де Соуза
От внезапного прозрения Хелен едва не подпрыгнула на стуле. Она зажмурила глаза, открыла их снова и перечитала текст.
Вероятно, подумалось ей, она ошиблась при переводе, – но нет, все было верно. В письме присутствовали архаизмы, но смысл был понятен. Она придвинула к себе блокнот и проверила даты уже просмотренных документов, помеченных буквой «алеф». Одно содержало просьбу к амстердамскому книготорговцу о двух фолиантах, и дата его написания непосредственно предшествовала дате письма, которое Хелен только что перевела.
Хелен откинулась на спинку стула и вздрогнула от незнакомого ощущения в груди – словно нечто, долго молчавшее, внезапно пробудилось и заявило о себе.
– Мистер Леви! – произнесла Хелен.
Тот как будто не расслышал.
– Алеф – это девушка, – продолжала Хелен.
Аарон оторвал взгляд от монитора компьютера, словно вынырнув из бездны, и рассеянно посмотрел на свою коллегу.
Впервые за время их общения он выглядел растерянным.
Глава восьмая
Эхо гулкого удара разнеслось по всей пристани.
Отсыревшее дерево, прелая солома, топот ног по подгнившим доскам: туго натянув веревки, портовые рабочие стараются оттянуть деревянный ящик от каменной стенки пирса. Раскачиваясь на талях, ящик, сопровождаемый бранью тальманов, медленно опускается в проседающую под его тяжестью шаланду.
Крикливые чайки на фоне рассвета.
Она прикрыла глаза.
Ее юбки совсем не защищают от холода, хотя в Амстердаме они казались довольно плотными. Но здесь, в стылом Лондоне, сырость пробирает до костей. Туфли тоже пришли в негодность, хотя вполне годились для более гладких голландских мостовых.
Ступни болели невыносимо, пока она скользила по неровному булыжнику в сторону реки.