Вот так он и зажил, как человек. Мизерная зарплата, спартанские условия – Стас был благодарен и такому повороту. И как спустя пару месяцев работы понял для себя он сам, работа в этом облезлом ломбарде подходит его нынешнему положению как нельзя лучше. Это работа скорее для одиноких. Для таких, как он.
Ненормированный график, внезапные вызовы – Стасу, живущему одному в съёмной квартире, такая перспектива сидеть на заду ровно, но в другом месте – самое то. А уж если взять в расчёт посетителей, каждый раз норовящих устроить потасовку, так вообще на скуку жаловаться не приходилось.
По правилам – в ломбарде работало хотя бы трое человек, в том числе и охранник. Но обычно Стас дежурил в одиночку, вешая на себя все обязанности. Иногда, конечно, появлялся из ниоткуда и дядя Толя, и они куковали в коморке уже вдвоём. Но такое случалось очень редко.
Сегодня дядя Толя не возникал. Суверенный Стас съел обед без него. Из посетителей – двое алкашей и мальчишка с приставкой. На часах – полшестого.
Приставка в руках Стаса издаёт заунывный стон и тухнет.
«Превосходно», – Стас откидывает назад голову. – «Почти прошёл уровень…»
Взгляд его медленно отводится в сторону; вот на потолке одинокая камера, еле заметный красный огонёк под ней – что значит, ещё работает. Подвесной потолок около неё вмят, нужно поправить. Иначе вмятая «клетка» портит общий ряд.
Стас поднимается со стула, прячет сломанную приставку в карман куртки. Берёт стул под мышку и плетётся на середину комнаты. Встаёт ногами, вытягивается во весь рост. Прежде чем задрать руки над головой, окидывает любопытствующим взглядом помещение.
Тесная комната, заставленная старой, поломанной мебелью. В первые дни Стас ещё как-то пытался прилаживать к раздолбанным тумбочкам отваливающиеся дверцы, но совсем скоро психанул и оторвал их насовсем.
Помещение заставлено различным барахлом: часы, дешёвые статуэтки, монеты, иконы, лампы, глобусы, самовар и даже чьё-то ворованное колесо. Ломбард больше походит на свалку.
Ближе к дальней стенке, у двери в коморку (комната сотрудника), придвинут массивный деревянный стол. На нём кичливо сдвинут к краю самый настоящий канделябр, только электрический.
Пол под ногами вздут, при ходьбе неприятно скрипит подошва. Стас пытался застелить проход старым ковром, но ему только влетело от директора.
Стас хмуро смотрит на камеру. Если директору взбредёт в голову проверить запись за сегодня, то его явно насторожит, что это физиономия Стаса делает так близко от камеры. Не спереть ли чего вздумал?
Стас ещё какое-то время таращится в объектив, а затем смело приближает к нему ноздрю.
Жалко звенит колокольчик над входом, и Стас едва ли не хватается за камеру на потолке, стараясь не грохнуться.
– Добрый… вечер, – он заставил себя вспомнить об учтивости.
На него снизу вверх смотрит женщина. Весь её изморённый вид явственно свидетельствует о её тяжёлом состоянии. Исхудалое лицо с запавшими щеками, мокрые, обезумившие глаза. На седые, спутанные волосы кое-как намотан платок. Тощие руки, дрожа, сжимают на груди какую-то вещицу. Стасу уже приходилось не раз и не два видывать несчастных женщин, ищущих последние деньги, но никогда прежде он не видел в их глазах столь необычного ужаса пред сделкой…
– Вам что-то нужно?
Женщина беспокойно оглядывается, её взгляд мечется по сторонам, будто она высматривает кого-то среди рухляди.
Может, у неё с головой не всё в порядке?
– Когда крылья устанут биться о стекло, отдай клевер в когти ворона, – голос женщины звучит тихо, будто вот-вот угаснет насовсем.
– Прошу прощения, что?