Многие тараканы считали, что ему очень повезло попасть на такую работу. Что касается Ромео, то он её не любил, но никогда открыто на неё не жаловался, потому что он был тщательно воспитанным и образованным тараканом, а такие не жалуются на свою жизнь. Подобное поведение принято считать верхом тараканьего бесстыдства. Хотя оно ему не нравилось, он смирился и делал то, что от него требовалось.

Шли дни, а за ними – месяцы, а за месяцами – годы, а его крохотные глаза то закрывались, то открывались. И, неожиданно, в один из дней, сидя на своей работе, Ромео открыл глаза, когда это было нужно, но, несмотря на то, что его глаза были открыты, он не мог видеть. И всё, что он теперь мог, так это только смотреть.

Смотреть, но ничего не видеть. Он словно ослеп ко всей этой однообразной и примитивной тараканьей жизни, пока однажды с ним не произошел очень странный случай. Его приятели из шахматного клуба рассказали ему, что недавно открылся магазин, где продаётся свежее сгущённое молоко.

Сгущённое молоко было большой редкостью, и к тому же считалось священной едой, так как первые представители всего многочисленного рода тараканьего ели только лишь его, и впоследствии обрели бессмертие в тотальном счастье тараканьего бытия.

Об этом магазине знали только определенные тараканы, которые относили себя к средней тараканьей цепи. Они не были бедными, но и богатыми еще не стали, хотя усердно к этому готовились.

Перед Ромео открылась перспектива вдоволь запастись его любимым лакомством. Одевшись поприличнее, он несколько раз протер свои усы, пристально разглядел в зеркале свою уникальность и побежал на встречу со своим любимым. Ведь в его жизни сгущённое молоко было единственным, что было по-настоящему ценным и желанным, к тому же реально доступным и дарующим такое большое удовольствие, от которого просто паришь в облаках, смеешься и радуешься тому, что живешь в этом прекрасном мире! Точнее, приближаешься к бессмертию. Приближаешься, пока не закончится его действие. Если отведал хорошенькую порцию, то четверть дня живешь другой жизнью, ну а потом снова назад, к прежней и привычной жизни, которая из себя представляет беспробудное ожидание будущей порции, будущей встречи с любимым сгущённым молоком! Ради этого стоит работать, да только ради этого все тараканы и работают, чтобы при первой возможности с первой же зарплаты купить себе ещё, оказаться в этих сладких объятиях.

Все шло к тому, чтобы Ромео продолжал следовать примеру окружающих, живя от объятий к объятиям, пока бы не умер, как умирают те, кто живет подобным образом – то есть простой, ничем не примечательной тараканьей смертью.

Оказавшись у магазина, который представлял собой открытую жестяную банку, лежащую на боку, он на несколько мгновений замер от восторга. Ещё никогда он не видел столько священной еды в одном месте, разве что нарисованной на стенах в его родном городе. Немного покинув пределы банки, сгущёнка густой массой сладко томилась в тени.

Вскрытая крышка была поднята кверху и защищала сгущенное молоко от солнца, которое слишком сильно нагревало его. Никто из живущих ныне тараканов не может есть лежащее на солнце сгущённое молоко, и даже прикоснуться к нему не в состоянии. Хотя был один, или несколько, которые могли, но это неточная информация, так как всё, что публикуется в газетах, верно лишь для тех, кто существует ради сгущёнки. А для всех немногочисленных остальных было своё собственное «верно», и читать им зачастую было нечего.

Прохладная священная еда фасовалась группой тараканов-ловкачей в специальные конусообразные колпачки, которые имел при себе почти каждый нормальный таракан. Когда подошла очередь Ромео, он протянул два больших колпака, и попросил десять порций, после чего вдогонку еще две сверху. Стоящая позади Ромео очередь смотрела на его заполненные практически доверху колпаки, которые он с трудом держал в своих лапках, и еле слышно перешептывалась.