— А кого вчера? — мой голос дрожит.

— Помнишь дядю Натана? Жену его вчера хоронили… Сердечный приступ. Беда не приходит одна, — Миша моргает часто, пытаясь разогнать скопившуюся на глазах влагу.

— У них ведь были сыновья? — спрашиваю, затаив дыхание.

— Да. Там все плохо…

— Что? — хриплю, сжимая кулаки.

— Младший, Леня, не разговаривает. Неделя прошла уже, а он все не говорит. Психолог предположил, что это травма после потери матери. Старший из дома ушел…

— К-куда ушел? — в шоке распахиваю глаза.

— У друзей мыкается. Натан пробовал его возвращать, но парню на днях восемнадцать исполнилось, и он заявил, что не хочет жить с отцом. Странно все это. Белович, мне кажется, почернел не только лицом.

М-да, дела! Первой мыслью у меня было: выберусь отсюда и сверну мужу шею. Ладно я… Пострадали мои мальчики, а такого простить нельзя. Все слова застряли в горле. Как же мне помочь своим детям?

— Пап, а где сейчас Лео?… Ну, сын Беловичей, — пропищала, жадно ожидая ответа.

— В этой же клинике, дочка. На втором этаже.

— Я на каком? — поворачиваюсь к окну и вижу верхушки деревьев с зеленой листвой.

— Ты — на пятом, — берет за руку. — Не волнуйся так. Они молоды и смогут восстановиться. Не возвращаются только мертвые.

Вздрогнула и посмотрела на Михаила. Знал бы ты… Я не смогу отнять у него надежду, что единственный ребенок жив. Мне придется жить Сашей и свыкнуться с мыслью, что Донской теперь мне как отец. Только сердцу не запретишь болеть за сыновей.

Впихивая в себя завтраки, обеды и ужины, глотая лекарства… думала только об одном, что нужно набраться сил и встать твердо на ноги. Внизу мой Лео и я доберусь до него любой ценой.

Дни тянулись уныло, скучно и однотонно. Если внешне я оставалась спокойной, то внутри будто муравьи заживо съедали. Душой рвалась к своим детям, но не понимала — как подступиться. Я знала, что им плохо так же, как мне, и мы теперь разделены не просто могилой с телом… моим телом. Немного помогало успокоительное. Врачи заметили, что я перестала спать, расхаживая, словно привидение, в ночной рубашке. Хотелось поскорее обрести координацию движений и пойти к сыну. Плевать как это будет выглядеть и что я скажу в свое оправдание. Увидеть Лео — цель номер один. Будет великим счастьем, если застану еще Кирюшу. О бывшем муже все мысли отметала. Он был недостоин даже в памяти моей находиться.

«Могу ходить! Не ползком, не держась за стены… Пусть медленно, но я готова» — натягиваю на себя Санькины вещи: шорты, футболку со странным принтом анимешки. На ногах оставила тапочки с заячьей мордочкой.

«Юху! Я дошла до лифта», — бью по кнопке вызова.

Пустая кабина. Кнопка второго этажа. Покрываюсь холодной испариной, когда делаю шаг на площадку. Я не знаю в какой палате Лео, но есть табличка у медсестры этого отделения.

— Вам кого? — смотрит сквозь очки медичка, рассматривая меня — шпингалетку со странными волосами.

— Здесь мой друг лежит, Леонид Белович. Вы не подскажете, в какой палате? — замираю. Я боюсь, что она пошлет меня куда подальше или скажет, что его уже выписали. Мнусь, переступая с ноги на ногу.

— В двести пятой, — кивает мне женщина и снова утыкается в компьютер. Ей больше нет до меня никакого дела.

Пискнув «спасибо», пошла искать нужную комнату. Передо мной дверь с цифрой двести пять — обычная, гладкая, белая.

4. Глава 4

Постучав, осторожно тяну ручку двери. Лео здесь! Сердце заходится в трепете, и я пытаюсь выровнять дыхание. Запотевшие ладони тру об бока с шортами. Крадусь, не отрывая взгляда от кровати, на которой лежит, закрыв глаза, мой мальчик. Жадно впитываю каждую черточку своего роднульки. Как похудел… кожа да кости. Он вообще кушает? Кто за этим следит? — материнская тревога бьет сигналы. Оглядываю палату. На столике поднос с нетронутой едой. То ли вздох, то ли стон вырывается непроизвольно, и я чувствую взгляд.