Ты сумел по крохам собирать.
Нынче ж есть ревнители такие —
Что бледны пред ними аурбии —
Так они умеют разбросать.
Эффенди, ты малому знал счет,
Может быть, не понятый иными —
Чтобы оказать ручью почет,
Вброд идя, закатывал штанины[13].
Цада-юрт, Шуни и Ахсай-юрт —
Горные, низинные селенья…
Хлеб везде по-разному пекут,
Но любой – достоин уваженья.
Золотые двери мастеря,
Деревянные держал в почете[14],
Ничего не делая зазря,
Почерк свой чеканил ты в работе.
Ты в труде обрел упругость крыл,
И орлино-зорким стало око:
Русской песне двери ты раскрыл,
Горской песне распахнул ты окна.
…Путь начав от площади вождя,
Как Сулак в горах набравши силы,
Улица, между домов гудя,
К морю верный путь себе пробила.
Безмятежна дрема древних вод,
И дорожка лунного свеченья —
Будто улицы короткой продолженье,
Тянется за самый горизонт.
Был ты щедр
Перевод С. Сущевского
Абуталибу Гафурову
Был ты щедр, как летние
рассветы,
Чист душой, как росные
цветы,
Жил и пел, как должно
жить поэтам,
Сторонясь тщеславной
суеты.
Музыкант, ремесленник
и пахарь,
Ты себе ни в чем не
изменил,
Старую овчинную
папаху
На каракуль все же не
сменил.
Трость в руках – и та
Под стать владельцу:
Узловата, согнута,
крепка.
Не любил изысканных
безделиц,
Все, что делал, делал
на века.
Тверд, надежен, как
родные скалы,
Как земля родимая,
простой.
Сочетал ты мудрость
аксакала
С детскою сердечной
простотой.
Твой напев правдивый —
как дыханье.
Те стихи, что людям
ты слагал,
Были крепки, как вино
в духане,
Сочны, словно травы
на лугах.
Взял размах ты
у весенних пахот.
Строк твоих певучая зурна
Чебрецом,
степной полынью пахла
И была, что рощи,
зелена.
Был ты чист, как
летние рассветы,
Ненавидел суету и ложь.
Жизнь прожил, как
должно жить поэтам,
На стихи свои во всем
похож.
Родник Кайырхана
Перевод С. Сущевского
Где рдеют маки и стрекозы реют,
Где над водой склоняются цветы,
Прозрею вновь,
Земляк из Эндирея, —
Нет ничего мудрее доброты.
Не потому ли, чтя обычай горский,
Чист, как дитя, в ненастье и в туман
И дом, и душу путнику, как гостю,
Распахивал с улыбкой Кайырхан.
– Бузу на стол! Гость в доме не обуза! —
И с радостью, и с грузом горьких бед
Твоя семья, как три струны кумуза,
По вечерам влекла людей к себе.
Любую грусть участье друга лечит.
С веселой песней легче перевал.
Пусть у других покрепче были плечи,
Но ты всегда их первым подставлял.
Ты говорил: «Неистребима зависть.
И зло повсюду на земле живет.
Но коль улыбка в сердце завязалась,
То плод любви созреет в свой черед».
Но этот мир устроен так нелепо!
Людской бедой он не бывает сыт.
Шальною пулей на исходе лета
Смертельно ранен был любимый сын.
Ты ждал любви, но вот к тебе под кровлю,
Как волк в кошару, ворвалась беда.
Родня твердила: «Кровь смывают кровью.
Мсти, Кайырхан, чтоб выполнить адат.
Спусти курок, пусть кровь из раны брызнет!»
Но мстить легко, труднее во сто крат,
Нет, не убийцу, а жестокость жизни
Своею добротою покарать.
За днями дни текли в труде упорном.
И там, где сын издал последний крик,
Среди камней струею непокорной
В ауле горном зазвенел родник.
Стареем мы, и все вокруг стареет.
Лишь струи, как душа твоя, чисты.
Да, ты был прав, земляк из Эндирея, —