А помню я абсолютно все. Его прикосновения, запах, звук его голоса, когда он любил меня с той страстью, о существовании которой я и не подозревала.

Он никогда не поймет, как сильно я нуждалась в нем и в этих воспоминаниях. Я проживала их раз за разом, цепляясь за чувства, которых так отчаянно жаждала, и наслаждаясь тем, как мой мир оживает и обретает краски, как в ту ночь, когда я была с ним. Коннор пролетел как комета, озарив мое небо, и в моей памяти хвост этой кометы никогда не потускнеет.

Но что делать теперь, когда он здесь? Это ставит под угрозу все, в том числе жизнь маленькой девочки, рядом с которой он стоит.

Я поглядываю на них обоих, пока собираю упавшие вещи.

– И как же вы двое познакомились?

Он подходит ближе и наклоняется, чтобы помочь мне.

– Я нашел Хэдли на дереве. Кажется, у нее повреждена рука, так что я хотел убедиться, что она доберется до дома без происшествий.

Мое внимание тут же переключается на дочь. Нужно выяснить, сама она поранилась или кто-то ее ударил.

– Ты в порядке? Что случилось?

Хэдли быстро смотрит на Коннора и потом снова переводит взгляд на меня.

– Я упала.

Я прикрываю глаза, желая, чтобы это было правдой. Может, Кевин и причиняет боль мне, но на Хэдли он ни разу не поднимал руку.

– Дай мне посмотреть.

Она закатывает рукав, и я дотрагиваюсь до синяка на ее коже.

– Нам надо в больницу.

Коннор поднимает пакет с продуктами и передает мне.

– Нужна помощь?

Я быстро мотаю головой:

– Нет-нет, я справлюсь. Мой муж сейчас на ферме. Я занесу вещи в дом и потом отвезу ее. Спасибо.

Нельзя, чтобы Кевин его увидел. Это породит миллионы вопросов о том, кто он, откуда я его знаю, почему Хэдли не была дома, хотя ей велено было не уходить, и что случилось с ее рукой. Мои нервы сейчас слишком расшатаны, чтобы разбираться со всем этим.

– Ты уверена?

– Более чем.

Коннор грустно улыбается и кладет ладонь на макушку Хэдли.

– Будь осторожна, лады?

Она расцветает, глядя на него.

– И ты.

Он смеется:

– Это не я руку ушиб.

– Все равно будь осторожен, ты ведь солдат.

Так вот почему я его не видела. Он был в армии, но теперь, очевидно, вернулся. Только я не понимаю, что это значит и значит ли что-нибудь вообще. Более того, я не понимаю, почему меня это в принципе волнует. Вся моя жизнь здесь, вместе с Кевином и Хэдли.

И все же мой рот открывается сам собой и я спрашиваю:

– Ты военный?

– Да, по крайней мере, буду им еще пару недель. Потом ухожу в отставку.

Слава богу, совсем скоро он вновь уедет.

Я киваю:

– Хорошо, спасибо, что привел Хэдли домой.

Коннор делает шаг ко мне, и мой пульс учащается. Приходится приложить усилия, чтобы устоять на ногах.

– Всегда пожалуйста.

Я лихорадочно соображаю, стоит ли называть ему свое имя. Ведь это все равно что отбросить все напускные чувства и маски. Но я же обязана ему. Обязана стольким, что перестаю бороться с собой и говорю:

– Элли.

Коннор делает еще шаг и произносит мое имя так, как никто до него:

– Элли… Всегда пожалуйста, и рад был познакомиться, – его низкий голос обволакивает меня.

Я нерешительно улыбаюсь:

– Да, и я тоже, Коннор.

Я произношу его имя, и это ощущается так правильно, словно недостающий кусочек пазла наконец встал на место.

Хэдли берет меня за руку, и мы с ней идем к нашему разваливающемуся дому. Коннор стоит и смотрит нам вслед.

Интересно, заметил ли он то, что я пыталась игнорировать последние семь лет: у Хэдли его глаза.

– Она не сломана, но есть вывих, – говорит доктор Лэнгфорд, осматривая руку Хэдли. – Уже второй за последние два месяца.

– Да, она… она такая непоседа, все бегает и лазает везде. На месте не сидит совсем.