Брат замолкает, и я понятия не имею, услышал ли он хоть что-то из моей маленькой тирады или связь просто пропала. Тем не менее звонок я завершаю, а когда оборачиваюсь, то почти подскакиваю от неожиданности.

– Привет, Коннор!

– Боже! – кричу я и хватаюсь за грудь в том месте, где теперь колотится сердце. – Хэдли, я не слышал, как ты вошла.

– Я могу быть очень тихой, когда захочу, – она широко улыбается, переминаясь с ноги на ногу.

– Я вижу, – говорю я с тихим смешком. – Ты как мой брат Шон. Он раньше тоже так подкрадывался ко мне, чтобы напугать.

– Сколько у тебя братьев? Я всегда хотела брата. Брата или сестру. Я бы даже с ними не вредничала. Но мама говорит, что меня одной ей вполне достаточно. Она тоже была единственным ребенком в семье.

Раньше я, бывало, мечтал об этом. Иметь трех старших братьев – то еще развлечение. Когда рядом была мама, жизнь была беззаботной и веселой в основном для них, потому что я был несмышленышем, который верил всему, что они говорили. В том числе потому, что хотел получить их признание. Братья казались мне очень крутыми и знающими все на свете. Так что в возрасте Хэдли я был очень приставучим.

Кто спрыгнул с дерева, чтобы узнать, больно ли приземляться? Я.

Кто съел коровью лепешку, чтобы стать сильнее морячка Попая?[10] Я.

Кто взял на себя вину за разбитую мамину статуэтку, потому что младшего никто не станет наказывать? Я.

И наказали ли меня тогда? Конечно же!

– У меня есть три старших брата: Деклан, Шон и Джейкоб.

– Ничего себе! А они сейчас здесь? Они такие же большие, как и ты? Могу я их увидеть?

Трепет в ее голосе смешит меня.

– Не-а, они все разъехались по домам, а я остался здесь работать.

Хэдли задумчиво наклоняет голову в сторону.

– Это грустно. Ты будешь здесь совсем один.

– Мне нравится быть одному. Кстати… а что ты здесь делаешь? Твои родители знают, где ты?

– Мама сказала мне пойти поиграть на улице, вот я и пришла сюда.

Это совершенно бессмысленно, но кто я такой, чтобы спорить с ребенком.

– Поиграть?

– Я хотела залезть на твое дерево, но обещала этого не делать, пока рука не заживет.

– Ты была у врача?

Хэдли оживленно кивает:

– Да. Там просто ушиб, и я должна носить эту штуку на плече, но она неудобная, поэтому я ее снимаю, когда мама не видит.

Я фыркаю:

– Я бы делал точно так же. Но тебе все же стоит слушать маму.

– Обещаешь не говорить ей?

Я поднимаю руку, двумя пальцами показывая знак мира:

– Слово скаута!

Не то чтобы я когда-то был скаутом. Черт, я почти уверен, что клятву они дают не так.

Хэдли подходит ко мне ближе, глядя на груду дерева, лежащую в стороне.

– Ты хочешь снести амбар?

– Нет, починить. Мне нужно снять все поврежденные доски, чтобы потом заменить их новыми.

– Можно мне посмотреть?

Эм-м. Не очень понимаю, что делать в такой ситуации. Она семилетка, с которой я знаком лишь по той причине, что нашел ее травмированной у себя на дереве.

– Не думаю, что твоим родителям это понравится.

Она пожимает плечами:

– Папе все равно, пока я не путаюсь у него под ногами.

– Что насчет мамы?

Хэдли поджимает губы и пинает землю.

– Может, ты спросишь у нее?

Ага, ни за что. Вряд ли это удачно стыкуется с моим намерением избегать Элли.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Но мы же друзья! – возражает малышка.

– Конечно… – я правда не понимаю, как выпутаться из этой ситуации. – Но у меня много работы и нет времени, чтобы ходить к твоей маме.

– Пожалуйста, Коннор! Ты мой единственный друг. Я не буду мешать, обещаю. К тому же что, если ты поранишься? Кто позовет на помощь?

Хэдли скрещивает руки на груди и самым очаровательным образом надувает губы.