Боже, теперь я понимаю, почему взрослые мужчины не могут отказать своим дочерям. Девчонки знают, как добиться своего. Я видел подобное у Арабелль и Лиама. Она вила из него и всех остальных «морских котиков», которых знала, веревки.
– Уверен, со мной ничего не случится.
– Но как ты можешь это знать? – не сдается Хэдли.
И как я постоянно влипаю в подобные ситуации?
– Вероятно, никак.
– Видишь! – она оживляется. – А я могу помочь. Я хорошая помощница. Так ты спросишь у мамы? Ну пожалуйста! Она скажет тебе «да». Таковы правила: когда один взрослый просит о чем-то, другой не может сказать «нет». Кстати, я один раз помогала чинить забор и делала все сама. И тебе с амбаром помогу!
Это такая плохая затея. Я понимаю это, но все же почти готов согласиться, потому что так я увижу Элли. Может, я найду в ней какой-нибудь изъян. Нечто, что сделает ее менее манящей. Нечто, что даст мне понять: та ночь – лишь плод моей разыгравшейся фантазии и в реальности все было совершенно не так. Если мне удастся изменить собственное восприятие этой истории, возможно, я перестану проигрывать воспоминания о ней снова и снова.
Я себя обманываю. Мое желание увидеть Элли не имеет ничего общего с поисками недостатков в ней. Все дело в ней самой. В женщине, которая спасла меня в ту ночь, когда я был на самом дне. Я хочу заглянуть в ее голубые глаза и запустить пальцы в ее длинные каштановые волосы. Хочу узнать, пахнет ли она до сих пор ванилью. Я гребаный дурак, который никак не может прекратить об этом думать.
– Ладно, но если она скажет «нет», ты должна пообещать, что послушаешься.
Хэдли с визгом обнимает меня за талию:
– Спасибо, Коннор! Ты самый лучший друг на свете!
О боже, эта малышка однажды разобьет мне сердце.
7. Элли
– Мама! – я слышу крик Хэдли с улицы и вскакиваю.
Кевин спит, и невозможно предсказать, в каком он будет настроении, если его разбудить. Он вернулся около получаса назад, уставший и уже злой. Каким-то неведомым образом мне удалось его уложить. Недаром ведь говорят: не буди лихо, пока оно тихо.
Я бросаюсь к двери, чтобы остановить Хэдли, и в этот момент вижу его.
Коннор Эрроуд снова передо мной. На нем узкие джинсы и облегающая серая рубашка. Его волосы откинуты набок – так, будто он только что провел по ним пятерней. А еще у него небольшая щетина, которая очерчивает его челюсть. Он выглядит как воплощение греха, секса и всех прочих вещей, которых я не должна желать.
Коннор подходит ближе, держа Хэдли за руку, и лениво улыбается:
– Я нашел эту милую девочку возле своего амбара и подумал, что она твоя.
Мое сердце бешено бьется, но я тоже пытаюсь выдавить улыбку:
– Конечно.
– Мам, Коннор хочет кое-что у тебя спросить, – вмешивается Хэдли. Она смотрит на него снизу вверх горящими от радости глазами.
Я снова поражаюсь тому, насколько они похожи, и чувствую, как ноет в груди. Возможно ли, что они родные отец и дочь? И поменяется ли что-то, если это правда так?
Поменяется, конечно. Тогда ничто не будет связывать нас с Кевином, и как знать, может, он не станет нас искать.
А может, станет только хуже. Он слетит с катушек и начнет творить бог весть что.
Если его отцовство гарантирует Хэдли безопасность, то я не имею права подмечать то, что может быть лишь плодом моего воображения.
– Ты хотел что-то спросить? – обращаюсь я к Коннору.
– Ну Хэдли снова зашла в гости и поинтересовалась, нельзя ли ей иногда тусоваться у меня… Не знаю ваших правил в семье и насколько тебя это устраивает. Я собираюсь чинить амбар, потом возьмусь за дом и так буду приводить все в порядок следующие полгода. Малышка любезно вызвалась следить, чтобы я не упал или не остался без помощи в случае чего.