Это тоже удар по самолюбию. Информация — самый дорогой товар, и я владею им в ассортименте, мне деньги платят за информацию, за решение проблем, за связи с нужными людьми. А я сыплюсь на простых вещах.

В дверь стучат, я отвечаю:

— Ну, чего там?

Секратарша, Катя, белокурая и светлокожая, похожая на Барби, заглядывает в дверь:

— Чай, Арслан Амирович?

Я машу рукой в знак согласия, и Катя заносит поднос, на котором дымится горячий чайник, два стеклянных стакана, печенье, колотый сахар. Я отпускаю ее, поднимаясь, чтобы разлить чай самому, наливаю Дамиру, который кривится:

— Жара же, куда в тебя лезет?

— Пей, в жару самое то.

По комнате плывет запах чабреца, вытесняя сигаретный духан. Я отпиваю, ощущая, что голова — как перегруженный компьютер, разве что не виснет и не гудит.

— Нельзя ребенка оставлять надолго, — произношу, обращаясь скорее к себе, чем к Дамиру, — чем больше времени прошло, тем меньше шансов.

— Нам хотя бы еще один звонок, тогда мы его поймаем.

— Он будет, этот звонок, — киваю, — не сегодня, так завтра, и к нему должны быть мобилизованы все. Ты за это отвечаешь своей башкой, — тычу пальцем в Дамира, и он кивает со всей серьезностью.

К этой истории доступен БОНУС с горячими сценами)) Найти можно во вкладке моих произведений))

8. Глава 8

Карина

В эту ночь я не усну.

Сижу на полу, поджав ноги, и пялюсь на входную дверь, как преданный пес, как чертов Хатико.

Жду, когда вернется домой блудный Арслан. Его отсутствие дается тяжело. Мне только кажется, что стоит Сабирову уйти, и дышать становится легче, но на деле — нет, ничего подобного.

Внутри жжет надеждой — распахнется дверь, он войдет, принося с собой запах уверенности, силы, мощи, а в руках у него будет Лея.

Маленькая, легкая, с лохматой рыжей макушкой, и я брошусь сразу, забыв о том, что хромаю, что без сил, что на голове наверняка седых волос сотнями добавится. Обниму, прижму ее к себе — и не отпущу никогда-никогда, до тех самых пор, пока она не вырастет и не сможет защитить себя.

А потом думаю — а я себя-то умею защищать? Силы женщины в этом жестоком мире сильно ограничены против мужчины, мы не в равной весовой категории, и это касается не только массы.

Время идет, ночь подкрадывается, смягчая очертания. Я пялюсь в темноту, мне все мерещится, что сейчас подбежит Леюшка, прыгнет навстречу, обнимая крепко, но тишина давит точно надгробный камень.

— Ну же, Арслан, — шепчу я в пустоту, будто он может меня услышать, — верни нашу дочь, во чтобы то ни стало — верни.

Он приходит, когда на улице уже светлеет. Я поднимаю на него воспаленные глаза. На лице Сабирова печать усталости, он бросает связку ключей, та падает с грохотом, не долетая до подоконника.

Я вздрагиваю от звука, а потом вздрагиваю повторно, когда мы встречаемся глазами с Арсланом.

— Новости? — голос картонный, словно я разучилась говорить. Арслан молчит, разглядывает меня только, и я чувствую себя распятой под его острым взглядом.

— Кто знал?

Я не сразу понимаю, о чем он говорит, а потом, когда доходит, захлебываюсь словами:

— Никто! Я никому…

Но он подлетает так резко, хватает меня за футболку. Я вздымаюсь так резко, от неожиданности бьюсь затылком и лопатками о стену, ноги висят в воздухе.

— Пусти, — футболка трещит, ее ворот давит на шею, я хриплю, пытаясь достать ногой Арслана и пнуть сильнее, но он не чувствует боли, чертов Терминатор, психованный Халк, — я никому!
Если бы взглядом можно было убивать, мы лежали бы оба рядом и истекали кровью, но от взглядов не умирают, хотя и ранят очень больно.

— Врешь! — Сабиров встряхивает меня, вкладывая в движение всю свою ярость, я прикусываю язык, ощущая соль и металл во рту.