Уже после смерти Н. А. Шувалова часть работ И. Е. Репина была продана в Третьяковскую галерею за символическую плату.

Обладая добрым сердцем и великодушием, Николай Александрович Шувалов не мог не оказывать хотя бы какой-то материальной поддержки крайне нуждавшейся больной соотечественнице. Известно, что кем-то из друзей матушке Марии и её подруге была подарена мебель – возможно, именно её благодетелем Николаем Шуваловым. Наверняка помощь этим не ограничивалась.

В небольшой квартире с непритязательной обстановкой матушка Мария с Верой Запеваловой прожила до конца своих дней. Вера продолжала жить здесь и после смерти своей подруги вплоть до 1980 года. Иеромонах Арсений отмечает, что Анна Александровна никогда не платила жалование Вере Запеваловой, т. к, «пенсии, которую им платила королева Луиза, едва хватало на скудное пропитание. Несмотря на это Вера не бросала Анну, так как дала обещание Надежде Илларионовне Танеевой и, кроме того, испытывала сострадание к Анне и считала её своим другом»196.

По-другому и быть не могло, если учесть характер Анны Александровны – простой и цельный. Она не потерпела бы фальши, а Вера Запевалова была для неё последней подругой, прочные и длительные отношения с которой могли сложиться только при наличии общего духовного расположения.

Помимо квартиры в Хельсинки, у монахини Марии и Веры был дачный домик в Трэсщенде, где они проводили лето. Любимым занятием матушки на даче было рисование акварельными красками. Свои рисунки она дарила или продавала друзьям. Кроме того, она изготавливала пасхальные и рождественские открытки, что, конечно, являлось для неё особым удовольствием, так как служило воспоминанием о том времени, когда за подобным занятием они проводили время вместе с Государыней Императрицей Александрой Феодоровной.

Возвращение в Финляндию Анны Вырубовой окружающими было встречено неоднозначно: чувствовалось недоброжелательство. Скорее всего, нередки были случаи открытого проявления неприязни без всякой попытки скрыть своего отношения. Это не могло не бередить прежних душевных ран, нанесённых человеческой несправедливостью и злобой и служило источником постоянных скорбей для монахини Марии. Переживания оказались настолько сильными, а причины, вызвавшие их, столь серьёзными, что она вынуждена была просить помощи и защиты у главы Финского правительства фельдмаршала К. Г. Маннергейма, бывшего генерала царской армии. Полное имя Маннергейма Карл Густав, но в России его предпочитали называть бароном Густавом Карловичем. В ответ на её просьбу Маннергейм дал письменную рекомендацию, текст которой приведён в статье иеромонаха Арсения:

«В течение тридцати лет я знал мадам Анну Танееву и её уважаемых родителей, а также некоторых представителей их рода, и прошу всех, кто будет общаться с Анной Танеевой, [помнить, что она], испытав многие страдания, кроме того, ставшая инвалидом после железнодорожной катастрофы, заслуживает доброго и внимательного отношения.

Хельсинки. 11 июня 1940.

Фельдмаршал Г. Маннергейм»197.

Письмо хранится в Финляндии, в музее Православной Церкви города Куопио. Как утверждает отец Арсений, это «письмо успокоило встревоженную Анну». Она стала чувствовать себя более уверенно. Кроме того, благодаря письменной рекомендации фельдмаршала, удалось получить квартиру на улице Топелиуса.

Густав Маннергейм оказался человеком небезучастным к судьбе Анны Танеевой, но обращение к нему было продиктовано не только соображениями чисто практическими. В его лице матушка Мария надеялась встретить человека, по-прежнему, дорожившего тем миром, воспоминания о котором продолжали согревать её наполненную тяготами и лишениями жизнь. Они были хорошо знакомы, начиная с 1908 года, когда «полковник барон Густав Маннергейм, только что вернувшийся из своего Азиатского похода, в Царском Селе был представлен Танеевой»