Русскоговорящая публика – без моральных устоев и нормальной одежды, зато отлично вооруженная – на островке посреди Тихого… тьфу, Атлантического океана – это нормально?

Где я?

Вспыхнула лампочка под потолком. Сколько можно спать?

– Подъем, сонная тетеря! – проскрипел Дерипуз.

Я подскочила. Мама! Как они могли бесшумно открыть дверь? Человек-гора наехал на меня, стал облизываться, наматывать на шершавый палец мои спутанные локоны. Туша воняла. По сценарию я должна была выразить дикий восторг?

– Время знакомиться, дорогая, – осклабился Дерипуз.

– Послушайте, я хотела бы знать…

– Да ладно, – отмахнулся бородач, – Узнаешь. Но легче не станет. Попалась – так попалась. Теперь терпи и не занимайся правозащитной деятельностью. Лучше расслабься, поможет.

Эволюция данного экземпляра не коснулась. Тот самый реликтовый гоминид, которого безуспешно ищут в низовьях Оби, хотя искать нужно в другом полушарии. Классический образец негодяя с большой дороги. Волосы на голове росли клочками, зато борода с лихвой компенсировала их недостаток на макушке. Лоб предельно узкий, маленькие глазки и много жира в лоснящихся телесах. Я основательно приуныла. Если каждый из этого сообщества будет приходить ко мне знакомиться, я умру от передозировки вредоносных флюидов.

– Шантырин Иван Иванович, – представился Дерипуз. Он уже намотал мой локон до упора и начал медленно, растягивая удовольствие, тянуть на себя. Голова потихоньку отделялась от туловища, – Несознательные элементы зовут меня Дерипузом, но я бы не советовал налегать на это погоняло, поскольку оно не отражает глубины моей сложной личности. Могу и навалять…

– Дерипуз, не занимайся болтологией, – донеслось с порога, – Теряем цигель.

Второй знакомый голос принадлежал белесому парню в тренировочном костюме, похожему на альбиноса. Субъект прислонился к косяку, автомат свисал с плеча стволом вниз, а сам он смотрел на меня, как на горшок с диффенбахией. То есть никак. Если память не изменяла, он носил фамилию Аверченко.

– Теряем, – согласился Дерипуз, не без сожаления освобождая мою голову, – Но согласись, куда приятнее бросить на раскладушку свою землячку, чем потасканную цыганку из долбаного «пуэртито». Я их видеть уже не могу.

– А по мне так однохренственно, – альбинос не сводил с меня пустых глаз, а слова произносил тихо, растягивая гласные. Было в его глазах что-то гипнотическое.

– Не любишь ты баб, Аверченко, – упрекнул Дерипуз. Схватил мою руку своей клешней и дернул, выводя из равновесия, – Ладно, дочь полка, пошли. Да шевели суставами – тебя ждет высокое начальство.