– Сколько у вас обычно? Сто тридцать на девяносто?

Сашевич мотнула головой.

– Пониженное? Сто на семьдесят, да?

Сашевич кивнула и покачнулась. Полина заставила её лечь.

– Ложитесь. Прямо на траву. У вас сто семьдесят на сто. Предынсультное. Что-нибудь от давления пьёте?

– Как предынсультное? – удивилась Марья. Валентина Николаевна пожала плечами.

– А так, – объяснила врач, – жара, возраст, нервы. Нечего со стариками ругаться. Дома есть таблетки от давления? – повторила Полина Сашевич.

Та еле кивнула.

– Чёрт. Надо её в тень перенести. И таблетки.

– Эти пойдут?

Вероника Николаевна достала из кармана капотен и нитроспрей.

– Ого, какие богатства! Спасибо!

Глава сельского поселения смутилась.

– Ну, это Никита Юрьич поспособствовал. Он на скорой у нас.

Полина впрыснула нитроспрей в рот Сашевич.

– Нитроспрей расширяет сосуды, должно полегчать, – объяснила она больной.

– Ладно, давайте помогу, – крупная Марья приподняла Сашевич за плечи.

Полина кивнула, подхватив ноги. Глава администрации с трудом вскинула на плечо рюкзак, подняла тонометр.

Сашевич уложили в кровать с холодным компрессом на голову. Полина дала капотен и каждые десять минут проверяла давление. В перерывах привычно «тупила» в телефон – а что ещё делать? Но чем лучше себя чувствовала пациентка, тем более неловко становилось. Москвичка убрала телефон, прошлась по дому.

Низкие потолки, новенькие свежевыкрашенные полы с вязаными кругами у кроватей.

– Это Санечкина, – через вздохи пояснила Сашевич.

Пышные подушки стояли на второй кровати горой, от неё по периметру расходились тонко вязанные волны кружевной скатерти. Полотно было огромным, на салфетку походило мало. В кухне вся стена была увешана фотографиями в рамках. Сашевич видела их с кровати.

– Это Са-неч-ка, – уточнила старуха, когда Полина наклонилась рассмотреть одну из них.

Санечка угадывался на всех: задорный, улыбчивый парень, жилистый и лихой. Совершенно юный. Вот он маленький, вот в цирке с обезьянкой, вот в школе вместе с остальным классом. Сын Сашевич выделялся тёмными миндалевидными глазам и копной чёрных волос – красивый восточный мальчишка. На одной из фотографий он был в военной форме: глаза уставшие, с паутинкой морщин, и улыбка поблёкла.

– В армии, последняя.

Сашевич почти шептала, Полина замерила давление.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, не то снова подскочит.

В этот раз она осталась рядом, рассмотрела пациентку лучше: выцветшие глаза, поникший рот, седые волосы выбивались из-под платка. Наверное, раньше она была красавицей, сын пошёл в неё.

Марья почти сразу куда-то ушла, появилась с банкой варенья.

– Черноплодка, – пригвоздила она и ушла окончательно.

Вероника Николаевна суетилась, бегая между Полиной, чемоданами и администрацией: работу никто не отменял. Наконец Сашевич стало легче.

– Спасибо, – она попыталась встать.

– Вы в туалет хотите?

– Нет. У меня там наливка, вишнёвая, возьмите. Благодарность.

– Не надо, лежите. Еще полчаса лежите. И таблетки с собою носите, раз такое случается. Я вам аспирин для разжижения выпишу. Принимать утром. Ясно? И ещё анализы надо, холестерин проверить. Если аспирин не подойдёт – проверим, другие подберём.

Сашевич кивнула, и Полина вернулась к чемоданам.

Марья Онучина убрала их во двор. Полина застряла у калитки, не зная, что предпринять. Замка не было, стучать в деревянные доски глупо: из дома не слышно. Но как войти? Полина вспомнила советские фильмы.

– Хозяйка? – голос дрожал, получилось тихо. – Хозяйка? Мария? Ау! – крикнула она громче.

«Боже, какой хабалистый кошмар», – пронеслось в голове. Но подействовало – Марья вынырнула из палисада.