Верх Ольга Блинова

© Блинова О. Н., текст, 2005–2023

© Гойзман Л. Ш., иллюстрации и вёрстка, 2022–2023

© ИП Соседко М. В., издание, 2023

Старый шарманщик, зачем

ты опять о любви?

Ты посмотри, как замерзла

твоя обезьянка.

Виктор Черников

Наверное, это было в последней кварте минувшего века. Двух персонажей уже нет: один ушёл до срока, другая исчезла неведомо куда. Осталась Подруга, передавшая мне: их стихи, его письма, её дневники – и те, что писала сперва Ленка синхронно и смятённо, и те, что повзрослевшая Елена. Обрывочные рассказы Подруги уже так совпадали сутью и слогом, что разобраться, где чей монолог, вряд ли удалось мне и у читателя может не выйти.

– Диаспора, – говорила Подруга, – но это же понятно, так Ленка называла наше сообщество, не имеющее аналогов. Это мы, кто бывал там, в тайге, и соприкоснулся с Неведомым.

– Курятник? – говорила она. А тут что неясно? Это малая часть нашей Диаспоры, которой никак не коснулось Неведомое.

– Неведомое? Но это вообще никто так и не смог объяснить!

Девчонка ночью идёт по тайге. Ликованье и страх. Бывает же симбиоз ликованья и страха?

…Чшш – что-то шуршит в ста метрах от просеки – ты это слышишь. Но оно идёт параллельным курсом – пускай идёт!

А за поворотом… это ж медведь… нет, это ушастый пень, ты его днём видела, ты же знаешь эту тропу. Он и днём похож на медведя.

А потом – ты ж сама медведь. То есть, была им недавно и так вот себя обзывала – медведь.

Ты поехала в тайгу – а это тебе родное с детства – чтобы…

Чтобы что?

Подожди, думать некогда. На тропу светит луна.

Восторг и жуть. И видно всё: ветви, корни – их перепрыгивать, от них ступнями отталкиваться – какое счастье, какой полёт! Рюкзак не тянет, к нему привыкаешь как к части тела. Летишь! Притягивает луна…

И вот ещё кайф ночи – комары отзвенели… и теперь не мешает ничто – есть ты и тайга.

…В детстве я говорила с рекой. Теперь – с этим лесом. Мы – родня. Со мной ничего не может случиться. Я пробегу по просеке семь километров, и…

Что?

Будет костёр. Будет изба. Будет моя Диаспора, которая мне нынче дороже всего.

Будут песни, которыми я живу.

Как бежится! Как работают мускулы! Я читала книги, всю жизнь читала книги и превратилась во что-то недвижное… а теперь вот – бегу!

Девчонка переходит болото. Две гати, она их видела днём, и от них уже виден свет.

Она встаёт на пороге избы и говорит: здравствуйте!

И встаёт мужчина. Из-за стола. От бумаг, от керосиновой лампы. И через паузу говорит:

– Привет! Идите к костру. Скоро будет ужин.

Потом он скажет: это мгновение определило всё.

А она ещё долго не будет понимать.

Она сядет у костра, и он тоже вскоре придёт – но она будет смотреть в костёр, и будет ли кого-то видеть и слышать? Личный подвиг – позади. Ночная тропа позади.

Девочка ещё любила тогда личные подвиги. Это потом она спросит – себя, кого же ещё! – почему пошла ночью по этой тропе. После маршрута. Долгого. Товарищи легли отдохнуть, а ей вот чего-то не хватило.

В этом месте Земли происходило Неведомое.

Компасы отклонялись – винить ли магнитную аномалию? Деревья росли иначе, чем привыкли расти. Муравьи были больше, чем бывают в других местах. Кажется, цвет хитинового покрова – и тот был другой.

А уж цвет болот… немыслимый цвет и свет! Вековая загадка болот: давать начало рекам – и хранить всё, что кануло.

Один из наших видел своего двойника, сидящего на болотной кочке. Другой… другой и рассказывать даже не хотел, что видел.

Количество спирта, выдаваемого в маршрут, винить никак было нельзя.

Кто-то становился целителем. Кто-то, наоборот, заболевал. По странному: просто не мог больше жить без этой тайги, как без наркотика. Остальная жизнь: работа, семья – было уже дело не первое. Кто-то становился поэтом… впрочем, там сочинять начинали чуть ли не все.

Это место Земли… оно было вблизи от падения великого метеорита, аналога, отблеска Аризонского.

Да какое – отблеск! Те же поваленные деревья, те же сказки шаманов, те же табу. Кто приближался вплотную к разгадке Неведомого – те погибали. И все самым странным и разным образом. То есть те, из поколенья раньшего, чем наши аксакалы.

Ну а мы-то уже ничего не боялись – такое время пришло в страну, что пристанищем для нас стала эта тайга.

Точнее – островом свободы.

Отключиться. Отвлечься. Уцелеть от лжи. Оказаться за тысячи километров от. Увидеть всё на расстоянье – и хотя б на время забыть.

Мы были поколением семидесятых, а наши аксакалы – самого интересного в эпохе страны десятилетия. Когда они едва вдохнули – а выдох уже запретили.

Они – не договорили. Мы ещё не начали говорить. Мы вслед за ними уходили – в тайну. В Неведомое. Это было заразительно: мы так нуждались в неформальных старших – и вообще в сказке.

Вообще во всём, что не будни. Могла ли я думать тогда об этом? Я была счастлива. Я пришла к своим.

…Была девочка, которая смотрела в пламя костра. Подолгу, не видя никого вокруг – может, потому-то её увидел он. Потому что и он и она смотрели не во вне – в этот переменчивый огонь.

Мы нашли друг друга по высокой степени отъединённости.

– Давай пока без теорий. Вы оба любили… теории. Давай о том, что дальше.

– Мне трудно. Пускай дальше

Между моей последней записью и этой – такая пропасть! Всё изменилось, волшебно изменилось: и мир вокруг, и я… неужели пришло уже превращение, ради которого ехала сюда?

Родители, школа – да я даже не помню сейчас об этом! Щенок оборвал поводок – свобода!

Пружинный бег по тропе. В мягкие мхи валишься на привалах. Лиственницы клонятся над маленькой таёжной рекой. Иван-чай закатным огнем по её берегам.

Похудела мгновенно, – на семь дырок в ремне. Шевелюра распушилась… но зеркал тут нету. Однажды у одной девушки выпали из рюкзака бигуди – во уж все ржали! Она просто не знала, что сюда брать.

Гудящую стену комаров, оводов и слепней мы сперва озверело месили кулаками… но я скоро привыкла умываться репудином.

А люди… главное – люди! Кого только не занесло и не заносило сюда. Все разные, и откуда только не, и как-то шутливо-нежны друг к другу… Я младше всех, но уже сказала Подруга: а не дашь тебе шестнадцать. И смотришь серьёзно, и балдеешь меньше всех.

А моя одноклассница, дочь Академика? Не-е, она б сюда не вписалась.

Академик. Один из аксакалов. Вот бы какого мне отца.

А он со мной – на равных. Да тут все со всеми на равных…

А ещё: он и неприятные вещи может подать так, что ему же и будешь благодарен. Он меня сперва хотел засунуть в лабораторию. Ага! Чтоб сидеть и мыть пробы и вернуться всё тем же неповоротливым существом! Он сам не вынес моего показательно-траурного вида и выпихнул в маршрут. «Ты же походник, это ясно».

Ещё бы. Всё детство в палатках. Не-е, про детство не будем. Забудем. Куда девалась моя скованность, мои комплексы?

Адмирал. Как бы в тени Академика – а ведь с него началась Диаспора. Тут пока неясно.

Шеф. Это Подруга так его обозначила – Шеф. Потому что Он принял руководство, когда Академик отбыл на международный форум. Шеф непонятен вообще. Он говорит не как все. Да вообще больше молчит.

Иногда скажет слово – и все ржут. А ведь Его песни поёт вся Диаспора…

Чего-то пока не понимаешь, Лена. Да я и не хочу понимать! Хочу просто быть с ними, с этими людьми. Они только здесь, больше нигде нету!

Ленка! Она была такой тогда… то смеется, общается, открытая в доску… То сядет и глядит в никуда. В такие минуты хотелось взять её и увести, понянчить, убаюкать – не думай, усни, рано тебе столько думать. Мы были студенты, уже отколовшиеся от дома, уже хлебнувшие общаги, новых отношений с миром, а она…

И ведь парням она нравилась – только не замечала. Для неё все были друзья, всё равно что новая семья.

А он?

Ему было на двадцать больше, чем ей. Молодое лицо, седой ёжик. Но он уже всё делал и говорил будто бы для неё одной – слепой бы заметил, но не она.

Не знаю, как осмыслить, переварить. Сегодня, едва проснувшись, Шеф начал говорить о йогах – их изумительной способности сосредоточить мысль до предела и добираться до истины. А в моей-то голове – хаос! Из книг любимых, стихов, мечтаний каких-то дурацких, сюжетов…. Все спрашивают: куда ты будешь поступать?

В самом деле – куда? Мне только год остался на это решение.

Был же недавно ещё один маленький мой подвиг. Перешла в другую школу, языковую, сдала немецкий за семь лет, а учила два месяца. И вот только что, до тайги, сдала экстерном инглиш за все десять классов – в английской спецшколе. Чиновницы слали из кабинета в кабинет – прецедента не было! А мне зачем-то было надо.

В переводчики литературные, что ли?

А Шеф… и поэт, и математик… у меня с математикой совсем плохо. Как он просто: вот только что в избе сочинил стихотворенье – вышел к костру, спел. А я свои стихи показать никому не решусь. Спросила: Вы всегда так – только сочинили, и сразу на люди? Захохотал на всю окрестность.

Вчера ушла, на полянку за лабазом. Гимнастикой позаниматься, пусть пока не йогой. Занимаюсь. Приходит он. Встал на голову. Постоял, ушёл.

Нет, как бы мне навести в голове порядок? Он же знает. Он же столько знает!

А совета не дождешься – как будто всё время слушает, что скажу я.

Как было? Как вспомню всё теперь, через годы?

…Нары в избе. Нас там лежит подряд восемь. Или в палатке, в маршруте – как минимум четверо. И вот – просыпаешься от взгляда лежащего рядом мужчины.