Взрослея, Зина продолжал водить дружбу с животным, так как близко сходиться со сверстниками он обычно не успевал. Хорошо, что в доме всегда были собаки. У одной из них, белой дворняжки Метки, на морде красовалось круглое коричневое пятнышко, за что она и получила свою кличку. Однажды Метка попала под колесо легковой машины, ей отрезало заднюю лапу. Несколько минут она надрывно кричала на весь двор, а потом затихла. Игравшие во дворе дети подбежали к ней, но никто из них не решался дотронуться до истекавшей кровью собаки. Зина дома услышал крики своей Метки и выскочил на улицу. Ему тогда было одиннадцать лет. Увидев Метку умирающей, он сначала растерялся, заплакал, но потом взял себя в руки.

– Перенесите её на скамейку… И лапу не забудьте! – приказал он детям, послал одного из мальчишек звонить ветеринару, а сам побежал домой.

Родителей не было. Как назло, и соседей тоже – все на работе. Дрожащими руками Зина выгреб из аптечки всё, что смог там найти: бинты, спирт, перекись водорода, пузырёк с йодом. Сам ещё не веря в то, что собирается сделать, взял в игольнице несколько игл разной величины, прочные капроновые нитки, ножницы и, прихватив из шкафа простыню и полотенце, бросился к Метке, которую густо обступила ребятня. Многие плакали. Зина переложил собаку на простыню – она чуть слышно поскуливала. Из её густой крови на земле образовалась лужица. Мальчишка, посланный за доктором, не возвращался.

– Уходите все, – наконец не выдержал Зина, – Сядьте вон на ту скамейку и ждите.

Дети повиновались, а Зина принялся за дело. Промыл рану, выбрал иглу, протер её, свои руки и нить спиртом, стиснул зубы – и начал операцию. Остриг шерсть, зажал артерию, соединил разорванную кожу. Обессиленная собака молчала. Зина очень боялся, что он сделает что-нибудь не так и Метка умрёт, глаза его жгли слёзы, но он не останавливался. Закончив, перемотал то, что осталось от лапы, бинтом, завернул собаку в полотенце и бережно отнёс домой. Когда вышел после этого во двор, дети снова обступили «операционный стол» и с ужасом глядели на окровавленную простыню и на иглу. Зина собрал всё и на немой ребячий вопрос со вздохом, беспомощно пожав плечами, сказал: «Может, выживет». Метка действительно выжила и ковыляла с тех пор на трёх ногах. А умерла она через несколько лет, от старости.

Вслед за Меткой заболела раком и угасла мать Зины, Людмила Алексеевна. Это была женщина интеллигентная, кроткая, никогда не позволявшая себе даже повышать голос. По образованию историк, Людмила Алексеевна долгое время не работала, полностью посвятив себя воспитанию сына. Она любила книги, собирала их, выписывала собрания сочинений и оставила после себя добротную библиотеку в триста томов. Эта библиотека, которую Георгий Степанович и Зина привезли с собой в М., была их единственным богатством. А реликвией – чёрно-белая фотография в медной рамочке, на которой Людмиле Алексеевне было не больше двадцати лет. Гладкие волосы, убранные назад, чуть приплюснутый нос, полураскрытые поблёскивающие губы и мягкие, светлые, ласковые глаза. Зина часто смотрел на эту фотографию, но никак не мог представить мать такой. Болезнь сделала из неё старуху, и этот жалкий, разрывающий сердце последний образ отпечатался у него в мозгу, затмив все другие. С течением времени он не ослабел, но, к счастью, начал постепенно опускаться на глубину его сознания, уступая место другим воспоминаниям о матери.

В детстве Зина был трусоват. Чуть что случалось во дворе, он бежал домой, крича во всё горло: «Мама! Мама, помоги!» Людмила Алексеевна, оставив домашние дела, сажала возбуждённого сына к себе на колени, гладила пухлой ладошкой по взмокшей его голове и терпеливо объясняла, что трусость – это стыдно и недостойно мужчины, и что он, её сын, непременно обязан побороть страх. Потом она ставила его перед собой, внимательно смотрела в глаза и спрашивала: