Шемхет, потерпев неудачу в попытках перекричать братьев, обняла сестер, снова пообещала прислать Инну снадобье от ожогов и вышла из гарема.

Ночью, когда Шемхет легла спать, снилось ей, что она жена Арана и почти не покидает высоких глиняных стен его дома, в котором есть сад и бассейн. И вечно ждет его из походов, и омывает его раны. А он глядит на нее неизменно ласково, и у их детей мягкие кудрявые волосы.

И такая судьба казалась ей и манящей, и отталкивающей.

Шемхет встала раньше обычного, еще затемно. Сегодня должна была прибыть новая жрица, молодая девушка, которую обучали в одной из деревень недалеко от Сиппара. Шемхет знала, почему потребовался ее переезд в Вавилон: их было мало, жриц богини Эрешкигаль. Они работали с мертвыми телами, болели и умирали чаще, чем обычные люди. А город рос, и они уже не справлялись с тем потоком работы, который им приходилось делать.

Шемхет стояла за то, чтобы взять девочек-подростков и за несколько лет получить из них молодых жриц, воспитанных в традициях храма, а не брать кого-то и переучивать. Но верховная жрица, седая старая Убартум, решила иначе.

Жрицы сели завтракать. Рабыни пронесли перед ними миску для омовения рук. Сегодня было как-то особенно напряженно, все предчувствовали появление нового человека, который неизбежно внесет смуту.

Потом они разбрелись по Дому Праха. Шемхет прочитала записи о просьбах жителей, принесших жертвы на этот день – следовало заколоть овцу, слепить демона из праха, прочитать два заклинания и слепить три защитные таблички. Занятая хлопотами, Шемхет чуть не пропустила прибытие новенькой. Она лепила табличку, отгоняющую демоницу-Ламашту – ту, что крадет новорожденных, душит детей в утробах матерей, так что на свет они рождаются уже синими, молчаливыми. Мертвыми.

Послышался шум, но Шемхет, которой, конечно, было любопытно, строго велела себе доделать дело. Для того чтобы отогнать Ламашту, нужно было изобразить демона Пазузу, ее мужа. Женщина, для которой она лепила табличку, родила мертвецов три раза, несмотря на щедрые жертвы Иштар. Три мертвых ребенка подряд… Она, должно быть, совсем отчаялась.

Шемхет доделала табличку. Закрыв глаза, протянула над ней ладонь, скороговоркой прочитала заклинание, накрыла ее чистой тканью и оставила высыхать. Она взяла полотенце и, не успев толком вытереть руки, вымазанные в красной глине, вышла во двор служебных помещений храма.

Новая жрица стояла, осторожно оглядываясь. Она была… Очень красивой, решила Шемхет. Высокая грудь, крутые бедра, симметричные глаза редкого оттенка: черные, но с отчетливо проглядывающим багрянцем. Да, красивая очень земной, плотской красотой – на такую, должно быть, оборачиваются мужчины.

– Я рада приветствовать тебя, – сказала ей Шемхет, продолжая вытирать руки, запачканные красной глиной.

Новая жрица улыбнулась. Даже зубы у нее были белые и ровные.

Убартум сказала:

– Это Шемхет, она жрица-царевна, как и я. А это Айарту.

– Давно ты изучаешь жреческий путь? – спросила Шемхет.

Когда Айарту начала отвечать, оказалось, что у нее деревенский выговор, а речь дружелюбная и быстрая:

– Всего третий год! Мой дядя глиномес, не из тех, что делают красивые сосуды, нет, совсем нет, он укладывает и обжигает кирпичи, и три моих двоюродных брата тоже, и четвертый будет, но пока ему только семь лет, он учится еще…

Убартум смотрела на это как обычно: равнодушно. Но в уголках ее губ притаилась, так и не появившись до конца на свет, снисходительная улыбка. Шемхет сразу поняла, что новая жрица чем-то понравилась Убартум.