– Хочешь искупаться? – спросила сестра еще раз.

Шемхет покосилась на воду, на Инну, еще раз на воду, но потом со вздохом сказала:

– Нет, сегодня мне надо будет вернуться в храм. На следующей неделе у нас несколько внутренних ритуалов, да и сегодня-завтра надо составить список необходимого на месяц… Пока я выкупаюсь, пока мы поговорим, выпьем молока, пройдет уже много времени.

– Как дела в храме? – спросила Инну и села рядом с Шемхет.

Когда они обе были девочками, выбиралось, кому из них стать жрицей богини смерти. За Шемхет говорило ее происхождение, за Инну – ее пятно. Ни одна из них не была достаточно прекрасна, чтобы стать жрицей Иштар. А Эрешкигаль издавна отдавали отмеченных какой-то странностью дев. Всякий раз, встречаясь теперь, сестры примерялись: что, если бы ее судьба была моей судьбой?

Пока выходило, что у Шемхет больше свободы и больше власти над собой, но Шемхет ясно видела ограничения, которые накладывало на нее жречество. А Инну была слишком умна и не могла не понимать, что судьба Шемхет уже определена, а судьба Инну только ждет своего начертания. И, возможно, будет прекраснее, счастливее и ярче судьбы Шемхет.

– Все по-старому… – рассеянно ответила Шемхет, но тотчас спохватилась: сестра явно ждала не этой безличной фразы. – Мы сегодня собирали к похоронам срощенных близнецов, родившихся мертвыми. И их мать, жену сногадателя.

– Как он сам? Разом потерять и жену, и двоих детей…

– Он… засмеялся, когда ему сказали. Никто не понял, почему. Старшая жрица решила, что он лишился рассудка, но нет. Он все понимал потом, отдавал внятные распоряжения слугам и родичам.

– Почему он засмеялся? – спросила Инну, словно не слышала остальной речи Шемхет – так запали ей в душу слова сестры.

– Мы не знаем. Мертвые требовали нашего внимания. Старшая дочь сногадателя, уже замужняя, пришла проследить за всем, помочь семье. Ее муж влиятелен, с ней пришло много рабов и слуг. Думаю, они удержат дом в порядке, даже если сногадатель окончательно сойдет с ума.

– Это дурной знак, сестра?

– Это знак, но разгадать его я не в силах.

Они помолчали. Потом Шемхет спросила:

– А у вас что тут?

– А какие последние новости ты знаешь? Одна рабыня на кухне обварилась в масле. Она так кричала, бедная, отсюда было слышно. Придворные асу[5] ее осмотрели и промыли рану, вскрыв пузыри, но ей пока не стало легче.

Шемхет спросила:

– Может, позвать ашипту? В такую рану наверняка захочет вцепиться демон.

Инну покачала головой.

– Ну пока же ничего не произошло? Может, они и ашипту звали, не знаю.

– Всегда лучше звать ашипту, – пробормотала Шемхет. – Хотя мне кажется важным и уметь резать тело. Я же умею. Кстати, у нас в храме есть хорошая мазь от ожогов, я могу прислать тебе для этой рабыни.

– Давай. Какие еще у нас новости… Знаешь, что отец даровал Набониду землю у Синих Холмов? Землю и титул. Он теперь не просто советник, а мудрейший советник.

– Нет, я этого не знала, – сказала Шемхет, а в груди у нее что-то екнуло.

Набонид был отцом Арана. Почему Аран ничего не сказал ей об этом? Сын мудрейшего советника… Набонид пришел откуда-то с севера много лет назад и, не имея родни, одну только мать, сумел подняться так высоко, взять такую великую власть! Ему бы теперь женить сыновей на молодых вавилонянках знатных родов, выдать замуж дочерей в хорошие семьи – и через поколение уже никто и не вспомнит, что их предок пришел с севера нищий, а сандалии его были в пыли.

– Ага… А историю о том, как новый конюший, Угбару, подал по ошибке царю кобылу вместо коня?

– О, об этом знает весь город! Царю – и подать кобылицу… что с ним стало?