Одновременно шла массовая идеологическая обработка – подрыв национального самоуважения, очернение нашего прошлого и унижение в настоящем. Любого, кто смел возразить, объявляли «совком» и «нациком».

Политолог Семен Уралов отлично описывает моральное падение постсоветского человека, последовавшее за развалом Союза:

«Советское общество накануне краха было очаровано западным образом жизни. И дело не только в широком ассортименте потребительских товаров. Некий обобщенный Запад воспринимался как потерянный рай: там настоящая жизнь, полная красок, а здесь – унылый серый “совок”. Настоящая свобода не у нас – в России даже картофель в мундире.

<…> Реальность удручала, а советское воспитание требовало идеализации.

Место веры в коммунизм как в идеальное общественное устройство заняла вера в “западнизм” как идеал. Следовательно, имелось два выхода – либо самому уехать на Запад, либо сделать Запад у себя. В этом ложном выборе скрыт моральный крах постсоветского человека, открытого сотрудничеству с колониальной или оккупационной администрацией».13

Главный корень разломов в нашем обществе, несомненно, тут. Кроме колоссального падения уровня жизни, крах Союза был, прежде всего, огромным моральным ударом по нашему народу, и последствия его мы ощущаем не меньше, а больше с каждым годом.

Последние 70 лет нашей истории, то, чему посвятили себя деды и отцы, да и сами тогдашние жители России, были объявлены «совком», антиутопией и «мордором».

А так как это было время величайших свершений русского народа, – Победы, полета Гагарина, освоения Арктики, культурных и научных прорывов – его отрицание стало ударом по самому народу, по всему, во что народ верил.

Тут психологическая причина массовой смердяковщины. Склонность к самоуничтожению свойственна некоторым типам личности, особенно людям, пережившим травмы. Это способ реагировать на боль, рационализировать ее. «Мне плохо не потому, что случилось что-то страшное, а потому что я такой плохой, это справедливое наказание…» Многим так легче переносить страдание.

Именно так многие из наших соотечественников отреагировали на коллективную травму – падение СССР. Они признали наши страдания и унижения заслуженными: «Нам плохо, потому что мы плохие». Служители противника отлично сыграли на этом, многократно повторяя, что все именно так.

Нам стали говорить о том, что Гагарин никогда не летал в космос. Что Вторую мировую выиграли США и Англия, а мы были лишь источником «пушечного мяса». Что Достоевский и Грибоедов были педофилами. Что мы веками убивали, оккупировали и мучили всех, кого только можно, а заодно и самих себя. Список таких «черных легенд», можно продолжать долго – все они давно развенчаны качественными трудами историков, но идиоты все равно обращаются к ним, как только нужно поругать Россию.

Было ли хоть что-то из тогдашнего медийного потока, что не убеждало нас в собственной ничтожности? Неужели никто не решил восстать против потока лжи? Попытки были, но… специфические.

Есть, например, знаменитый фильм – «Сибирский цирюльник». Но мало того что многим он показался неуклюжей попыткой восхвалять самих себя, он еще и был наполнен так называемым «хрустом французской булки» – это особое явление, о котором нужно поговорить отдельно. Ох уж этот «хруст»…

Фраза взята из песни группы «Белый орел» 1998 года (автор текста – Виктор Пеленягрэ):

Балы, красавицы, лакеи, юнкера.

И вальсы Шуберта, и хруст французской булки.

Любовь, шампанское, закаты, переулки…

Как упоительны в России вечера!

Это картина идеальной романтической жизни в Российской империи. (Хотя чего хорошего в наличии класса лакеев?..) В «России, которую мы потеряли», как был назван еще один фильм с претензией на патриотизм. Начиная с 90-х «хруст» стал звучать в России отовсюду.