Мальчики долго стояли у окна, любуясь иллюминацией, устроенной в честь приезда государя.

– Что ж, Павлик, давай спать, а то я что-то зябну, – Петя прыгнул в свою постель и натянул одеяло по самую шею. Павлик последовал его примеру.

– А как ты думаешь, Петя, какой он, государь? – вдруг спросил Павлик.

– Ну, наверное, он очень сильный и красивый и непременно добрый, – ответил Петр, зевая.

– Как тот господин на берегу моря?

– Да! А я и забыл о нем! – Петя даже сел на кровати. – Интересно, кто он такой? Мне кажется, он должен быть из свиты государя.

– А ведь верно! В то время как мы разговаривали с ним, государь уже был в городе, – согласился Павлик. – А ты заметил, какие у него глаза? Голубые, как море, и такие добрые! Но очень грустные…

– Да, я тоже этому удивился. Надо завтра же выяснить у отца, кто это, – сказал Петя, вновь опуская голову на подушку.

– Завтра будет самый счастливый день в моей жизни! – улыбнулся Павлик. – У меня сердце замирает при одной только мысли, что мы будем представлены государю!

– И у меня тоже! – признался Петя.

Наутро Петя Никольский лежал в лихорадке, и о том, чтобы идти на прием к государю, не могло быть и речи.

– Ну, Петруша, не реви! – у тешала его Марья Алексеевна. – Государь у нас всю осень и зиму пробудет, еще увидишь его!

Служанка Глаша принесла воду и полотенце, и госпожа Никольская захлопотала вокруг больного: натерла виски одеколоном, на лоб положила смоченное холодной водой полотенце. Тут только взгляд Марьи Алексеевны упал на Павлика, тихо стоявшего у ног Пети.

– Павлик, а ты что не одеваешься? – с просила она. – Нам ведь скоро идти во дворец!

– Я не пойду, – тихо произнес он.

– Как не пойдешь? – изумилась Марья Алексеевна. – Ты же мечтал об этом дне не меньше Пети?!

От неожиданности Петя даже перестал плакать. Он повернул к Павлику распухшее от слез лицо и вопросительно посмотрел на друга.

– Я не могу идти без Пети! – сказал Павлик. – Ведь он заболел из-за меня!

– Почему из-за тебя? – Марья Алексеевна удивленно подняла брови.

– Это я позвал его вчера к морю, вот он и простыл там! Если Петя остается дома, я тоже остаюсь! – т вердо произнес мальчик, но не удержался и всхлипнул.

Петя благодарно сжал ему руку:

– Нет, Павлик, ты ни в чем не виноват! Тебе нужно пойти. Приглашением государя не шутят!

– Не пойду, – з аупрямился тот, смахивая кулачками слезы с ресниц. – Скажите его величеству, что мы оба заболели!

Тут в дверном проеме показался полковник:

– Что за спор вокруг больного?

– Да вот, Андрюша, мало того, что Петя заболел, так еще Павлик отказывается идти во дворец! Говорит, что виноват в болезни брата! А как же государево приглашение? Неприлично ведь! Что император о нас подумает? – Марья Алексеевна расстроенно опустила руки.

Андрей Петрович пристально посмотрел на приемного сына и вдруг улыбнулся:

– Весь в отца! Тот тоже никогда не бросал друга в беде. Помню, под Аустерлицем меня ранило в ногу, а кругом свист пуль, рев пушек. Я ему говорю: «Оставь меня, вдвоем ведь сгинем», – а он знай себе тащит меня через все поле, к лесу. И дотащил ведь! – полковник ласково потрепал Павла по волосам. – Ладно, Марьюшка! Оставь его, раз душа его так желает. А ты, Петя, радоваться должен, что Господь тебе такого друга и брата послал, а ты нюни распустил, нехорошо!

Петя не ответил, только еще сильнее сжал руку Павлику.

В этот момент в сопровождении Глаши в комнату вошел плотный мужчина лет сорока пяти в дорогом сюртуке.

– Борис Львович! Как я рада. Надеюсь, мы не сильно отвлекли вас от дел? – Марья Алексеевна протянула гостю руку.