– Бой окончен! Венро, Рыжий гость, отныне ты часть племени! – вернулся ко мне шаман.

– Венро… – с некой обидой, но уже с куда большим радушием, говорит Муран.

Вождь до этого не бросал вызов никому, кроме предшественников – других вождей. Считать это комплиментом? Или так абориген меня ненавидел?

– Амурэ Виенсалес Санфирель Льяста! – не знаю даже как, но выговорил шаман. – Подойди к новому мужу!

Мульяры… Тут у всех длинные имена. Просто каждое слово: что мать при родах первое выкрикнула, как потом сверстники обозвали, старейшины и вождь, мужья и жены; обязательно есть про род, конкретную мамку и основное занятие. Длинно получается, правда? Только добавьте к этому ещё то, что сонерское ухо не услышит; или то, что светомузыкой выразили! Язык-то у них своеобразный!

Самая неприятная часть ритуала начинается… Амурэ с одной стороны, шаман с другой. Оба вонзили мне клыки немного выше запястий. Больно! Здешние верят, что с плотью мульяре перейдет и крупица души. У шамана в жилах должен течь кусочек духа каждого в племени – потому у всех этот надкус имеется! А у некоторых шрама два – это те, кого принимали в род. Второй от женщины, через которую новенький вступает в племя…

Повезло, что каннибалы эти хоть вежливые! Постарались цапнуть так, что б сухожилия и мышцы не тронуть – только кожа, чутка жирок и совсем немного мяска. Тут же места от укусов обожгли и обернули в засушенные водоросли, вроде как, лечебные. Я и виду не подал, что больно… Вы только ниже пояса не кусайтесь.

Проблема в том, что это лишь начало болезненного действа. Далее – натуральная пытка! Меня раздели до гола, уложили на ритуальный стол из кости поверженных противников. Шаман предложил руки и ноги зафиксировать, чтобы я от боли ритуал не прервал… Но я не робкого десятка. Шрамирование? Мелочи! В рентарском плену были настоящие пытки, а не пискнул!

Старик раскалил нож до красна. Вытащив клинок из пламени, он тут же принялся за дело. На предплечьях и голенях острие заскользило. Плоть расступалась, появлялись витиеватые узоры, описывающие всё, чем я в их племени занимался. Вот, Венро! Первый случай, когда ты пожалел о своей разносторонности!

Шаман опускал инструмент в огонь снова и снова, возвращая жар. Выжег, ловко разрезая кожу и мясо, картины: как учу молокососов нож в руках держать и по дереву резать, как инструменты свои в кузне кую и на рихмад охочусь; ловлю на удочку центнер лаквамуров за утро; как занимаюсь с Бейлин… Так! Кто подглядывал?! Уф… И завершила художества иллюстрация принятия меня в род Льяста, как и драка с Мураном.

Попутно и Амурэ участвовала – так же, раскаленным ножом, вырисовывала прямо на моей груди, со стороны сердца (оно у меня справа, кстати, что иногда выручает) лик тотемного зверя. Линии его узоров состоят из символов-оберегов, окантован изображением кузнечного огня. Затем, кое на каком “героя” (который “пунь”) у самого основания кольцом высекла свое имя и некий “мужской оберег”. Ещё странная традиция: с кем было, той имя обязательно намалюют… Пока, для мульяр, считается, что Амурэ у меня первая. Дескать, мужчиной я только сейчас стал! Ну, а иначе ни на каком приборе места не хватит. Если б все девки свою “роспись” оставили…

И… За всё время я не то, что не дернулся… Не то, что не пискнул… Нет же! Выдержка есть! Даже мельчайшей мышцей лица не повел, будто плевать мне! Справедливости ради, нож шамана… Как-то психологически мягче ощутился рез от того, что сам ковал его. Метафора прямо.

Каждый старейшина теперь подошел, по очереди осыпал пепел на раны. Затем Муран помог подняться… Из-за жгучей, рваной боли тяжело было шевелить корпусом. Пусть виду не подам, но всё же! Осталось совсем не много, самое страшное позади.