В конце пляжа берег упирался в скалы, которые на фоне ночи создавали насыщенную область мрака. Жюстиньен нервно перебирал свои длинные волосы, которыми когда-то в Париже так гордился, а теперь в его пальцах они напоминали птичье гнездо. Он вздохнул, и от ледяного воздуха у него защипало ноздри. Ученые со всей Европы, без сомнения, дорого бы заплатили, чтобы оказаться на его месте. Но сам он этой ночью был готов продать душу, лишь бы убраться поскорее отсюда. Время тянулось медленно, пока не пришла Мари, чтобы сменить его.

Прежде чем снова лечь спать, Жюстиньен принялся жевать подарок Венёра. И с этогомомента его больше не волновал вопрос, стоит ли доверять ботанику. Сок растения оставлял горький привкус на языке. На этот раз Жюстиньен погрузился в сон без сновидений.

Утром лесной бегун был мертв.

Труп ждал их чуть дальше, на берегу, среди тумана и чаек. Мари выстрелила в воздух, чтобы отогнать птиц. Жюстиньена тошнило, он вцепился в Венёра, и его вырвало на песок. И хотя он неплохо выспался, тело болело сильнее, чем накануне, а по алкоголю он тосковал больше, чем по еде или приличной постели. Де Салер прищурил глаза, вытер рот рукой. Кислый привкус рвоты пристал к его языку.

Лесной бегун лежал на спине, глаза его закатились, одежда была порвана в клочья. Поперек туловища зияла рана, потрескавшаяся от засохшей крови. При жизни он обладал природной силой. После смерти напоминал выброшенного на берег левиафана, уже обмякшего и дряблого, с побелевшей плотью. Его рот был до отказа забит какой-то темной массой мелких ракушек, вероятно морских уточек, то приоткрывавшихся, то лениво закрывавшихся.

Пенитанс опустилась на колени рядом с траппером, и ничто не нарушило серьезности ее лица. Она закрыла ему веки. Внезапно что-то шевельнулось в желудке зверолова. Пастор оттащил свою дочь назад. Зловещим стадом десятки темных крабов вылезли из чрева мертвеца, все еще липкие от его крови. Они устремились на пляж, пересекли лужу рвоты Жюстиньена, не обратив на нее внимания. Тот мгновенно отпрянул назад, избегая их. Позади него закричал Габриэль.

Парень орал без остановки, а крабы тем временем расползались по пляжу. Почему их было так много? Глаза Жюстиньена раскрылись от удивления. Мальчишка кричал изо всех сил. Марсовой Жонас выругался на неизвестном Жюстиньену языке, накинулся на паренька, встряхнул его и приказал замолчать. Он уже собрался ударить его, но Венёр вырвал у матроса жертву, завернул в свое пальто с длинной бахромой и обнял. Габриэль пытался освободиться, но ботаник шепнул ему на ухо несколько слов. Тот немного успокоился.

Офицер Берроу почесал лоб, из-за чего его вязаная шапочка с помпоном приподнялась.

– Не следует ли… произнести молитву или…

Он рефлекторно повернулся к пастору. Тот сухо заявил:

– Молитесь за живых, а не за мертвых. В любом случае смерть – это мирское дело.

Он вытащил из-под обломков шляпу, которая оказалась ему слишком велика, откинул ее назад, пожал плечами. Последний краб с хрустом выбрался из тела. Тыльной стороной рукава Жюстиньен вытер остатки рвоты с подбородка. Едва он успел прийти в себя, как Венёр перекинул ему на руки Габриэля:

– Позаботьтесь о нем.

Мальчик уцепился за молодого дворянина, как будто от этого зависел его рассудок. Жюстиньен с радостью бы отказался брать на себя эту ответственность, но не знал как. Он остался стоять с опущенными руками, а Мари и Венёр опустились на колени возле трупа. Ботаник поправил очки. Путешественница провела по ране кончиками пальцев.

– Это сделало животное.

– Но как? – задумался Венёр. – Франсуа был лесным бегуном, я не могу себе представить, чтобы его застали врасплох на открытом пляже. И какое это могло быть животное? Росомаха? Слишком много повреждений для росомахи…