таверны.

Зеленокожие поспешно попятились к выходу.

– Эй, Трын, убери эту тушу свиньям. Может, съедят, не побрезгуют.

Сонный мужичина, ворча, закинул обугленный труп за плечо и унес в сарай.

Старуха повернулась к Халилу, глаза лучились радостью:

– Так и знала, старый хрыч, что ты без драки сюда не сунешься. Обязательно

кого-нибудь хрюшкам на закуску притащишь.

– Такова судьба, леди Церихейнгль. А ты все так же молода и статна? В свои

двадцать тебе не дашь больше… четырнадцати.

Халил учтиво поклонился:

– Видел ли мою доченьку?

– Как не видеть, все также юна и стройна. Она с превеликой вежливостью

согласилась приготовить мне и моим друзьям палати.

Хозяйка обратилась к изумленным путникам:

– Проходите в свои покои, отдыхайте. Уж извиняйте за спектакль – у лягух

сейчас откладка икры, а самцы шатаются по поверхности, звереют от воздуха.

Позавтракаете утром со мной, а там уж в путь-дорогу отправитесь. Трын, убери

здесь все. Да стулья расставь. Честному народу отдыхать надо.

Из сеней раздалось бурчание и выглянула огромная квадратная голова:

– Ну чего еще? Сами уберут, чай не господа.

– Быстро, сказала. А то плетей дам, или к свиньям отправлю.

Халил и Марх исчезли в дверном проеме. Авенир посмотрел под ноги. На

полу валялся пузырек, внутри переливалось что-то зеленоватое. Он поднял склянку

и поспешил к товарищам.

По настоянию старухи, мужчины остались завтракать. Утром идти всегда

легче, чем днем, так уж повелось. Прохладно, свежий воздух, пыль прибита к

земле. В жаркий день идти трудно – а они уже ох, какие жаркие. Так и плывешь в

раскаленной воздушной каше. Иногда повеет прохладный ветерок, но как нечасты

такие мгновения. Вечером же становиться просто невыносимо. Гнус, мошкара –

все голодные, аки медведи после спячки. Еще после дня пути весь липкий от пота, грязный от пыли – так и хочется броситься в какую-нибудь лужу, отмыться. Но нет

– иди дальше и помалкивай, благодари богов за жизнь, за пищу.

Щедрые яства источали благой аромат. Место на квадратной тумбе занимали

зажареный кабанчик, кувшины с клюквенным морсом и айраном, отвареный

картофель с рыбой и укропом, сласти. Старуха произнесла молитву и трапеза

началась.

Цейрихенгль пристально вглядывалась в парня.

– Откуда у тебя камень, юноша?

Авенир оторвался от жареной ноги. Соврать он не решился.

– Остался, как память.

– Из Академии? Вижу, можешь не отвечать. Значит, беда близко.

Юноша изумился:

– А вы оттуда? Тоже сбежали? Но… как это возможно?

– Ходят разные легенды о создании этой курии. Одни говорят, что Гроумит

наказал Асмодая за злодейства и превратил его в древо. Другие говорят, что

Академия – это создание богов, в котором одаренные дети становятся чародеями и

носителями небесной воли.

Старуха наклонилась к Авениру.

– Я знаю наверняка только то, что сбежать оттуда не так уж и сложно – сам

видишь. А если сбежал, тебя уже не преследуют – сколько живу, ни разу с

чародеями теми не встречалась. Откуда, как и для чего она появилась? – ведает

только властитель Академии, но существует ли он на самом деле – не знают даже

верховные маги. Когда я появилась здесь, – это было, чай как полвеку назад, -

случилось нашествие джунгаров. Не знаю, кто их наслал на земли, а только

причинили они много боли народу.

Авенир с неловкостью спросил:

– У тебя был камень? И книга?

– Какая книга?

Парень достал из сумы потрескавшийся том. Кожаная обложка от времени

покрылась трещинами. Страницы засалены, кое-где разводы и пятна, но текст был

четок и хорошо виден. Цейрихенгль пролистала странички, осмотрела обложку. В

голове проносились мысли, наконец, цепкая память выудила воспоминания: