богов.

Халил провел пальцем по кромке чаши.

– За эти пару дней я неплохо провел время. У меня есть для вас послание от

моего бога. Его голос велит передать вам некую вещицу. Сам не до конца понимаю

смысл, да это и не так важно. Завтра мы разойдемся, может для вашего пути это

сыграет хорошую роль.

С этими словами старик достал мешок и развязал узел. Свиточек размером с

поллоктя, исписан неведомыми символами, начертаны демон, мужчина в странном

черном костюме и простоватый на вид мальчишка, однако в царском одеянии.

– Спасибо за картинку, мудрец, – тарсянин повел бровью, – найдем, как ее

приспособить. Авенир, ты же и искусство любишь, потащишь сам. Эй, хозяйка, есть ли здесь комната для уставших монахов?

– Да, имеется, – несмотря на пышные формы, женщина оказалась весьма

расторопной, – два медяка за ночь и еще за день одну монету.

– Ладно. Держи серебряк и побеспокойся, чтобы нас ждали три мягких

топчана, а на столе стоял кувшин ключевой воды.

– Ага, все сделаю.

«Девица» унеслась по скрипучим ступеням в верхнюю постройку. Донесся

грохот посуды, сухой шелест метлы и тяжелый стук ведер.

Мимо стола, пошатываясь, проковылял массивный зеленокожий наб. Словно

случайно, он задел пиалу. Та, соскользнув со стола, разбилась вдребезги, подняв в

воздух фонтан брызг. Верзила нагло уставился на путников, медленно открыл

огромный толстогубый рот:

– Жто это шакал-л-лье отродье ищет в н-н-наших краях?

Марх было поднялся успокоить эту волосатую полужабу, но Халил поднял

ладонь в знак приветствия. Сабельщик присел. Место и его обычаи мудрец знал

лучше, да и открывать свои умения не было особой надобности.

– Любезный, мы – трое путников, уставших с дороги. Прошу, не причиняйте

нам вреда. Да и стоит ли ради нас напрягать свою гортань, не приспособленную к

столь сухому воздуху. Проделав долгий путь, хотим лишь немного поесть, да

переночевать в этом чудном месте.

– Вы тут нав-в-всегда ос-с-станетесь! Мерт-т-выми. На корм с-свин-ньям.

«Чего же он придрался?» – Марх окинул таверну взглядом. Двое сидят справа, один возле медного горшка с водой делает вид, что ест свой ужин, еще и в окнах

промелькнуло три тени. Скорей всего в таверне драться не захотят, попытаются

вытащить на улицу. Там окружат и засекут плетьми. Если у них к тому времени

еще руки останутся. Халил расплылся в вежливой улыбке:

– Чем же мы тебя задели, о, изумрудный? Слагаются легенды о мудрости и

выдержке набов, видимо, страшен наш грех перед тобой.

– Из-з-здеваешься? Зареж-ж-жу!

Наб кинулся на Халила. Два других бросились на спутников смуглого. Старик

слегка наклонился, и чуть видимо повел рукой. Жабомордый отлетел в сторону, смяв под собой стол с накрытой на него трапезой, проехал головой по мокрому

полу и с хрустом втемяшился в каменную поварскую стойку. Марх достал из

сапога клинок, резко взмахнул рукой. Второй наб скорчился от боли – кисть слегка

подрагивая, плюхнулась на землю. Авенир соскочил со скамьи и противнем двинул

в шею третьему.

Сидевшие набы повскакивали с мест, в двери забежало еще трое.

Раздался треск. Слева полыхнуло синим – один из жабомордых упал. В

воздухе расплылась вонь жареной плоти.

– А ну пошли отсюда твари, а то всех на котлеты изжарю. Здесь вам не

бранница, а таверна. Тупые лягухи, сгиньте прочь.

С верхней горницы спускалась ветхая старуха. Седые волосы были уложены в

две тугих косы, глаза сияли цветом зеленого луга, завораживали и пронзали

насквозь. Лоб украшала навязь из кожи, испещеренная разноцветными нитями.

Несмотря на почтенный (Марх бы сказал, что даже клевреты столько не живут) возраст, держалась она прямо и походила больше на графиню, чем на хозяйку