Вбегает Николай Иванович.
Николай Иванович. Приветствую вас, друзья мои. (Потирает руки, садится за стол и начинает есть суп Григория.) Они подтвердили приезд. Завтра должно все быть готово – девятые и десятые классы!
Григорий подходит с луковицей и смотрит, как Николай Иванович ест суп.
Николай Иванович (ликующе). Я говорил, что они приедут! Теперь к этому нет равнодушия. Когда-то мы боролись в одиночку, а теперь… (Николай Иванович замечает стоящего перед ним Григория, недоуменно осматривается.) Ах, я, кажется, съел ваш суп? Вот видите, как я неловок во всем этом. Право, в быту я всегда попадаю в неловкое положение… Но главное не в этом. (Николай Иванович ставит на стол локти, кладет подбородок на кисти рук.) Главное, друзья мои, что дело стронулось с мертвой точки. Это болото постепенно приходит в движение. (Неожиданно резко.) Вот что главное! (Изменив тон.) Так, Екатерина Павловна, вы собираете девятые классы. Анна Егоровна в семнадцать ноль-ноль ведет десятиклассников в Дом культуры…
Екатерина Павловна. Николай Иванович, Анну Егоровну нужно заменить. Она не сможет, она звонила…
Николай Иванович. Ну что за люди! Кем ее заменить! Кто у нас способен связать хоть два слова! Она должна в семнадцать ноль-ноль быть в Доме культуры! Ну разве с этими людьми возможно что-нибудь сделать?! Ну что такое случилось, какое землетрясение произошло, что она не может в семнадцать ноль-ноль быть в Доме культуры, когда это нужно! Нуж-но!!! Это словно какой-то заговор! Ты не спишь ночами, ты разрываешься на части, ты всего себя отдаешь делу, телевиденье третий раз приезжает в эту глушь, и вот тут какая-то Анна Егоровна не может сделать то, что от нее требуется!!! Ну что такое у нее стряслось?!
Екатерина Павловна. У нее неприятности. Ее дочь, медсестра, дежурила у какого-то старика, уснула, а он ночью умер, а ее теперь выгоняют с работы. Анна Егоровна…
Григорий. Михайлович?! Это же Михайлович!
Екатерина Павловна. Не знаю кто. Его главврач положил в отдельную палату на три дня, у него какая-то болезнь – он умер, ему за семьдесят, что тут странного, – а ее теперь увольняют с работы.
Григорий. Михайлович… Это же я…
Григорий мечется по комнате, не зная, что делать, потом идет к выходу. Николай Иванович преграждает ему дорогу.
Николай Иванович (многозначительно). Григорий Петрович, вы знаете, что я вам скажу? Даже обязан сказать. Что мне необходимо вам сказать? Вы должны отдать деньги.
Григорий. Какие деньги?
Николай Иванович (выставив вперед ногу, откинув назад голову). Я слышал разговор в мастерской. Таким образом, в данной ситуации я свидетель. И Екатерина Павловна с этой минуты тоже свидетель. Этот Михайлович передал двадцать тысяч не лично вам, а, как он выразился, на доброе дело, то есть на общественные нужды. Как я понимаю, это деньги, полученные нечестным способом, от которых он хотел избавиться. Вы обязаны вернуть их обществу, то есть передать мне. Подчеркиваю: деньги переданы не вам лично, а на доброе дело. Вы, при вашей общей узости взглядов, способны понять, что такое общественные нужды, определить, что такое доброе дело? Нет-нет, ответьте: способны? Вы можете взять на себя ответственность утверждать, что деньги пойдут именно на доброе дело? (После паузы.) А я могу взять на себя такую ответственность! Вы знаете, что такое доброе дело? (После паузы.) А я знаю! Для меня это не абстрактное понятие – двадцать тысяч долларов! Я знаю, как употребить эти деньги, чтобы об этой дыре, об этом убогом захолустье заговорили все! И я обязан добиться того, чтобы эти деньги были использованы по назначению. Обязан, так как я понимаю свою ответственность в этой ситуации. И я не стану уклоняться от этой ответственности, так как никто, кроме меня, не способен принять на себя эту ответственность. Я разговаривал с юристом: при отсутствии письменного завещания устное завещание имеет силу при наличии свидетеля. Свидетель в данном случае я. С момента смерти такое завещание вступает в силу, как и письменное…