Екатерина Павловна (растерянно, потом просяще-отчаянно). Гриша… Ради бога… Не называй его дураком… И что за слово такое: как ни скажут «дурак», все на него думают. Ну что за люди такие? Если он узнает… Это они все сговорились и называют его дураком. Он не перенесет этого, а они сговорились, они завидуют его уму, его таланту. А если он услышит (трагически), он бросит все и уедет!

Григорий. Ну и пропади он пропадом!

Екатерина Павловна (просяще). Он ведь хочет как лучше, он хочет, чтобы всем нам было лучше… Он жертвует собою, своею жизнью ради нас! (Громче.) Боже мой, ну что мы за люди! Этот человек живет среди нас, а мы не замечаем, не понимаем его! Какие же мы идиоты, бесчувственные, слепые идиоты!

Григорий (выходя из себя). Прекрати этот бред!

Входит Николай Иванович.

Екатерина Павловна (испуганно и просяще). Николай Иванович…

Николай Иванович. Я разговаривал с Екатериной Павловной. При первой же возможности я могу переехать. Такой вопрос не вставал передо мною. Я никогда не копил, не стяжал, не собирал. Я всегда готов все раздать людям. Я никогда не строил никаких домов! Для меня никогда – ни-ког-да – не было такой проблемы. А почему? А я отвечу. Будьте добры, вспомните… (после паузы) Хемингуэя! Вспомните, вспомните! Ну? Ну-ну? Эпиграф «По ком звонит колокол», а? «Если по ком-то звонит колокол, не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе!» А? Или я не прав? (Николай Иванович резко поворачивается и в упор наставляет указательный палец.) Что хотел сказать Хемингуэй? Ну-ну. Смысл? Все люди едины. Е-ди-ны! А если люди едины, то может ли быть у них неединый дом, а? Вот почему этой проблемы для меня никогда не существовало. А теперь скажите мне: чей это дом? (Николай Иванович обводит рукой вокруг себя, садится на стул, спиной к письменному столу, вытянув ноги.) Скажите, скажите! А, уехав из этого дома, уеду ли я от вас, а? Итак, вопрос: чей это дом?

Николай Иванович озорно, подбадривающе-лукаво смотрит на Екатерину Павловну, она вымученно улыбается.

Григорий. Это мой дом.

Николай Иванович. Ха-ха-ха, Григорий Петрович! Вы меня так и не поняли. Вы представляете, что значит дом? А скажите мне: вы задумывались, сколько весит мозг по отношению к весу остального тела? Парадокс? Вы меня не поняли, а вот я вас раскусил. Вы боитесь свободы. Вы боитесь, как боится ее зверь, всю жизнь проживший в клетке. Да-да! Для вас дом – это скорлупа, а суть состоит в том, чтобы выйти из этой скорлупы в мир, в наш общий мир, в наш общий дом! Не бойтесь мира! Не бойтесь оказаться на его ветрах! На перекрестках мира вам будет уютнее, чем в вашей собственной конуре! Но сможете ли вы раздвинуть стены этого дома на весь мир? Способны ли вы сломать эту скорлупу? Вам ли по силам этот труд? Это во сто крат сложнее и труднее, чем построить четыре стены под крышей. Ответьте: вы можете сами сделать это усилие? Вот тут-то я и протягиваю вам руку помощи! Мы объединим наши усилия, и эти стены рухнут! И только тогда вы поймете самое главное! И если вы поняли, так теперь скажите мне: чей это дом?

Григорий (угрюмо). Это мой дом…

Николай Иванович. Ха-ха-ха.

Николай Иванович выбегает. Григорий берется за голову и выходит на середину комнаты.

Григорий. Это мой дом?

Обходит комнату, ощупывая стены.

Григорий. Это мой дом?

Выходит на середину комнаты.

Григорий. Это мой дом? (И вдруг кричит.) Это мой дом!!!

Занавес

Действие 4

Те же декорации. Григорий сидит за кухонным столом. Екатерина Павловна наливает тарелку супа, несет от плиты к столу и ставит перед Григорием. Григорий режет хлеб и берет ложку, но потом поднимается из-за стола, идет к другому столику и чистит себе луковицу.