Николай Иванович опускает голову и опять начинает ходить взад и вперед.

Николай Иванович. А вы думали, сколько крови пролито в крестовых походах и во время религиозных войн? Напрасна ли эта кровь? Вот о чем подумайте, дорогой мой непротивленец… И вопрос на засыпку: если вместо всех церквей построить квартиры? Подумайте, подумайте, давайте вместе подумаем, дорогой мой… (Неожиданно сменив задумчивый тон на энергично-решительный.) Но самое главное у нас впереди. Итак, до завтра? Надеюсь, я вас убедил?

Николай Иванович делает театральный поклон и уходит. Григорий поднимается со стула, пожимает плечами.

Григорий. Сумасшедший.

Екатерина Павловна. Гриша… (Укоризненно.)

Григорий. Зачем ты пустила его в дом? Ты могла просто сказать: «Мужа нет, я без него не могу брать квартирантов».

Екатерина Павловна. Гриша, ты не понимаешь…

Григорий. Тут и понимать нечего. А тебе смотреть надо было. Куда его теперь?

Григорий начинает раздеваться. Екатерина Павловна уходит за перегородку и возвращается в ночной рубашке.

Екатерина Павловна. Гриша, ну как ты не поймешь…

Григорий (перебивая). Я не знаю, что с ним делать, но ты, по крайней мере, объясни ему, что никто меня из школы не выгонял и возвращаться туда я не собираюсь. И ни с чем бороться не буду. И никакой я не христианин. И слушать его бредни тоже не хочу. И если он оказался здесь, в моем доме, то пусть сидит молча, ищет себе квартиру, но, пока здесь, сидит молча.

Григорий ложится в кровать, накрывается одеялом.

Екатерина Павловна. Гриша, ты просто не понимаешь…

Григорий. Ладно. Завтра ему все скажешь. Выключай свет.

Екатерина Павловна включает настольную лампу на тумбочке и выключает свет. Вбегает Николай Иванович с книгой в руках.

Николай Иванович. Вы скажете: Толстой тоже непротивленец?! Но Толстой – это еще не все! Слушайте! (Зачитывает.) «И если истина не с Христом, то я все равно с Христом!» Автор? Назовите автора! До-сто-ев-ский! Что вы теперь скажете?! Я хочу слышать ваши контраргументы!

Григорий садится в кровати с таким видом, будто хочет выругаться. Николай Иванович решительным жестом останавливает его.

Николай Иванович. Если Достоевский все равно с Христом, то, следовательно… (Делает отчаянный жест.) Следовательно, истина в вере, то есть в борьбе! Вот на этом мы с вами поладим. Или я не прав? А вы знаете, что Достоевский реакционер? Ре-ак-ци-о-нер! Стоит ли нам доверять художнику, даже гениальному, но реакционеру? Парадокс? Парадокс! А скажите мне, милый мой оппонент, что это такое? (Николай Иванович достает из кармана патрон.) Этот патрон я достал из вашего ружья. (Екатерина Павловна в страхе прикрывает рот рукой.) Следовательно, (игриво) вы держите в доме заряженное ружье! Вы представляете, что значит заряженное ружье? (Николай Иванович поднимает патрон высоко над головой и идет к кровати, ставит патрон на тумбочку.) Незаряженное ружье стреляет раз в год, а заряженное?! Представьте себе: дом, в доме ружье, в ружье патрон! Итак, ружье заряжено! Вопрос: сколько раз в год стреляет заряженное ружье?! Я разряжаю ваше ружье. Надеюсь, вы меня поняли, дорогой мой оппонент, и мне не придется возвращаться к этому вопросу? (Николай Иванович кланяется и уходит, вдруг останавливается, поворачивается.) А ведь мы еще повоюем! А? Или я не прав?! (Почти вприпрыжку выбегает.)

Григорий вскакивает, хватает патрон, словно хочет догнать Николая Ивановича.

Григорий. Козел! Ну козел!

Екатерина Павловна. Ой!!! Гриша! (Григорий садится на кровать.) Ради бога, Гриша, не говори так при нем! Ради бога, Гриша, ты же не знаешь…