Как же вам, ядрёна мать,

захотелось всё сломать!

Добрались и до старух:

выбирай одно из двух!

Протрубил из зала бас:

– Ты у нас, Никола, ас!

Раз уж вылез напоказ,

так и бей –

не в бровь, а в глаз.

Ветеран

Для меня закончилась война.

И теперь соседний райсобес

недоступней, чем сама Луна:

к нам ещё не заглянул прогресс.

Вы меня простите за кураж,

дело вовсе даже не в Луне,

и в хрущёвке первый наш этаж

не по силам оказался мне.

Рассмотрев протезы и награды,

разъяснили матом мужики:

«В справедливость

крепко верить, надо,

ну а жить – назло и вопреки»

В добрый путь

Заходишь согласно билету

в плацкартный вагон, ну и пусть

в прокуренном тамбуре где-то

за сердце зацепится грусть.

Не спросит деревня, куда ты,

она уж простила давно,

ведь все разлетелись девчата

туда, где асфальт и кино.

Дровишки, вода и покосы,

тяжёлый родительский труд…

Да это, наверно, колёса

спокойно уснуть не дают.

Ты завтра увидишь столицу,

а там, и на слово поверь,

не только холодные лица,

там есть и заветная дверь.

Достоинства все приумножит

живая людская река,

но сильному только поможет,

легко погубив слабака.

***

Была деревня

песнями богата.

Её щадили годы и века.

Встречала утро

хлебным ароматом

и запахом парного молока.

Сроднились предки

с этими местами,

сады тонули

в сладостном цвету,

теперь на окнах

горбыли крестами

от жизни охраняют пустоту.

С разрушенного

школьного крылечка

из-за репья дорога не видна,

ребячий смех

не плещется над речкой,

вольготно

разметалась тишина.

Здесь радуются

белому батону,

здесь крестятся

на купол без креста,

работают

на Сэма или Джона,

захапавших доходные места.

***

Он сам себе не задаёт вопросов,

не смотрит на себя со стороны,

гордится тем, что чует красным носом,

где спрятана заначка у жены.

Стакан не променяет на котлету,

не станет за детей переживать,

ему плевать, зима сейчас иль лето,

а на жену подавно наплевать.

В тупом бреду похмельного тумана

привык глумиться, плакать и страдать,

за полбутылки, даже полстакана,

готов и душу дьяволу отдать.

Моногород

Моногород, моногород –

без особенных примет,

есть долги, тоска и холод,

только будущего нет.

Моногород, моногород –

продырявленный бюджет,

детский сад и обе школы

простояли по сто лет.

Моногород, моногород –

отключили газ и свет,

заржавели серп и молот,

ни зарплаты, ни конфет.

Моногород, моногород –

с перебоями вода,

за тебя Россия скоро

загорится от стыда.

Моногород только дети

возведут на пьедестал,

те, которым чем-то светит

материнский капитал.

Моногород, моногород,

за предательство прости,

от тебя уеду скоро,

здесь работы не найти.

На дне

что рубль окреп, и, говорят, неслабо,Как верить, что исправились дела,

тому, чью жизнь сломала и смела,

трагедия районного масштаба.

Что, мол, придут иные времена,

теперь недолго будет трудновато,

А он и раньше не всплывал со дна,

перебиваясь на свою зарплату.

Его семья приличная вполне

разнообразит стол дарами леса,

он верит: не понравились жене,

какие-то-то там деликатесы.

Да и кого на гребень перемен

выносят волны гибельные эти?

Всплывёт политик или бизнесмен,

а инженер – запутается в сети.

Вдали от столицы

Июньский закат не спеша догорает,

от крупной росы побелели цветы,

и кажется – поезд добрался до рая –

не прячет Россия своей красоты.

Шестьсот километров ещё до столицы.

В уютном экспрессе сижу у окна.

Прохладный туман над низиной дымится,

а вот и деревня, безлюдна она.

Здесь крик петуха поутру не услышишь,

и вечером рано сгущается тьма,

лишь выгнули спины осевшие крыши,

и, словно от боли, скривились дома.

Заливистый смех не рассыпали дети,

болото стравило берёзовый лес,

в окошках-глазницах лишь небо да ветер…

Шестьсот километров, а как до небес.

Деревне досталась паршивая доля –

колодец иссяк, догнивают дрова…